Красный куст – место, где, по рассказам местной престарелой богемы, в свои боевые годы собирались колдуны, ведьмы и прочая нечисть. Как назло, незадолго до сегодняшней поездки, я разузнал о местонахождении проклятого куста. Раньше он выглядел как густое, невероятной красоты деревце, чуть больше метра в высоту, окружённое загадочными цветочками и прочей растительностью, а сейчас это была кучка зарослей, состоящая из каких-то кустиков, репейника и большого количества крапивы, словом, то, что было в самом её центре, невозможно было бы разглядеть с дороги. Я поставил велосипед и, ухмыляясь, приблизился к зарослям в кювете: ветерок слегка покачивал стебли крапивы, а сухие кустики издавали чуть слышный треск. Долго прислушивался в надежде засечь звуки чего-то или кого-то, обитающего в самом центре зловещих зарослей, но так ничего и не расслышал. Казалось бы, на этом история заканчивается… о, как бы я хотел, чтобы она закончилась, чтобы я просто сел на велосипед и умчался бы оттуда настолько быстро, насколько это возможно, но, увы. Мне на глаза попалась небольшая палка, лежавшая неподалёку от кустов, такая крепкая, что на раз-два раскроет мне всю подноготную этих зарослей. Я взял её и, немного медля, с размаху засунул в самый центр кустов и раздвинул их.
Холодный пот выступил у меня на спине, волосы на голове встали дыбом, а руки затряслись так, что я неуклюже выронил крепкую палку. То, что я увидел, не поддаётся никакому описанию, это нельзя охарактеризовать как что-то материальное или духовное, это нечто большее, сам Великий ужас!
Из моего рта вырвался сдавленный крик, я в ужасе отпрянул от кустов, попятился к дороге, медленно снял велосипед с подножки, и чуть было не упал в обморок от тихого смеха, что донёсся со стороны куста. Это не был смех обычного человека, о нет, так смеются душевнобольные хриплые люди. Я резко повернул голову и увидел её – старая женщина, вся в лохмотьях; руки согнуты в локтях, а пальцы – длинные и худые – шевелятся на её кисти подобно десяти ядовитым гадюкам. Она вышла из-за зарослей и, улыбаясь своим огромным чёрным ртом с двумя рядами гнилых зубов, что-то неразборчиво шептала и смеялась всё громче и громче. Её глаза… я никогда их не забуду: бешеные, залитые кровью и с каким-то желтым налётом; один только взгляд пронизывал меня насквозь, заставляя лихорадочно дрожать. Запрыгнув на велосипед, я врезал по педалям и покатил в сторону деревни. Но она не отставала; я не видел её ног, но бежала она очень быстро, не разгибая рук и не прекращая смеяться.
Силы заканчивались, я выл и плакал от безысходности; слёзы застилали мне глаза, а её смех всё никак не прекращался; мои руки сжимали руль так крепко, что, казалось, будто он вот-вот переломится, и я упаду на землю под ноги к этой нежити. Наконец показались знакомые крыши деревенских домов. Воющими от боли ногами я изо всех сил крутил педали так быстро, как только мог. Спасительный спуск облегчил мой труд, и я смог немного передохнуть.
На подъезде к селу я ещё раз обернулся и чуть не завизжал от ужаса:
Словно в конвульсии мои ноги бились о педали, сердце бешено колотилось в груди, а голова раскалывалась, будто разбиваемая тысячами молотов. С диким грохотом я влетел к себе на участок, бросил велосипед у крыльца и как ошпаренный запрыгнул в дом. Трясущимися руками мне никак не удавалось закрыть дверь, и вдруг, когда у меня практически получилось задернуть засов, тварь, хлопнув калиткой, ворвалась на участок. Не хватило буквально нескольких секунд: она стукнулась об дверь, отбросив меня на приличное расстояние, и просунула руку в проём. Как одуревший, крича молитвы, я прыгнул на дверь и с шумом её захлопнул, зажав руку существа в проёме. Горячие слезы лились по щекам, и мне ничего не оставалось, кроме как молить о пощаде и удерживать спиной хлипкую деревянную преграду в моё единственное убежище.