Если бы это была не любовь, что бы его тянуло к ней? Насладился ею, насытил свою животную страсть и — будет! Для чего связывать себя, становиться добровольным батраком и пестуном такой женщины, как Акулина Сергеева? Мало ли таких шестнадцатилетних Акулин, Настасий и Лукерий выбрасывает на свою поверхность и затем вновь поглощает омут столичного разврата? На каждого молодца (особливо такого красавца, как Александр Богданов) всегда найдется новая, свежая Акулина… Но вот поди ж ты! Ни «свежей» Акулины, ни Настасьи, ни Лукерьи ему не нужно. Прилепился он духом и телом к одной и во что бы то ни стало хочет вытянуть ее из омута, точно собственную душу боится с нею вместе погубить. Когда в первый раз уходит от него Сергеева, он в тот же вечер встречает ее на Фонтанке, отзывает от компании в сторону, на ее глазах тут же режет себе горло перочинным ножом и попадает в больницу. Едва оправившись, он опять разыскивает Сергееву и находит ее уже в больнице. Есть основание думать, что она болела нехорошей болезнью, которую затем передала и ему. Поблекшую, утомленную, он водворяет ее опять к себе и снова счастлив. Надо быть самому очень молодым и очень чистым, чтобы понять такую экзальтированную идеализацию любимой женщины. С прожитой жизнью все это утрачивается, забывается, но, пока мы сами молоды и чисты, нам кажется, что, любя, мы священнодействуем. А когда священнодействуешь, всегда ждешь чуда. С Сергеевой, к сожалению, подобного чуда не случилось. Для нее не наступило момента нравственного перерождения. После небольшого отдыха от панельной жизни ее вскоре опять потянуло на гульбу и легкую жизнь.
Богданов целые дни на работе. Она, не привыкшая ни к делу, ни к работе, томится, скучает. Ее зовут то кататься на тройке, то провести вечер в ресторане. У компании, которая за ней так настойчиво ухаживает, по-видимому, никогда не переводятся деньги, и деньги эти нехорошие, грязные. Богданов узнает (и это больше всего его убивало), что среди этой веселой молодежи, сманивавшей Сергееву, числились и профессиональные воры. Они не прочь были втянуть смазливую молодую женщину в свое темное ремесло. Богданов хорошо понимал, что она была уже на самом краю пропасти. Между тем он любил ее по-прежнему, а может быть, даже больше прежнего и жалел, как никогда… Что могло ждать эту несчастную впереди? Или тюрьма, или больница у Калинкина моста… А он любил ее!
Однажды, не предупредив его, Сергеева уходит и уже больше не возвращается. Для Богданова это был удар в самое сердце. Он бросает работу, дотоле непьющий, пытается заглушить горе водкой. Несколько дней спустя он на улице случайно сталкивается с Сергеевой. Она уже вышла на панель. Он умоляет ее уехать в провинцию к его матери, чтобы там начать новую жизнь. Так как все деньги он прокутил, то закладывает за восемнадцать рублей свое пальто и пытается найти Сергееву, чтобы передать деньги и отвезти ее на вокзал. Но встретить Акулину ему никак не удается. Проходит несколько дней, и он впадает в совершенное отчаяние. И опять пытается найти забвение в водке. Наконец деньги заканчиваются. На последние гроши он покупает финский нож, чтобы покончить либо с нею, либо с собою, как приведет судьба. Он понимает только одно: надо покончить! В тот же вечер, попав в трактир, он случайно встречает Сергееву. Она была там со своими «обожателями» — они ее поили водкой. Потом она вышла на улицу на свою уже обычную, «профессиональную» прогулку.
Богданов кинулся за нею. «Прощай, простись со мною», — заступил он ей дорогу. А в ответ слышит: «Я тебя не знаю. Что ты лезешь?» И она, отвернувшись от него, стремится продолжить свой путь…
Если бы он не любил ее, он бы брезгливо посторонился, послав ей, по обычаю, вдогонку разве только площадное слово. Но уйти от нее он не мог. Он чувствовал всем существом своим, что любит ее и жалеет больше жизни, больше самого себя. Он и сам рад был бы умереть в эту минуту — так ему было невыносимо. Но что сталось бы с ней? Она пошла бы дальше, по проторенному, известному пути. И тогда он решил: «Нет! Она не сделает больше ни шага по этому пути». Он выхватывает нож и наносит Акулине смертельный удар в живот. Но став убийцей, он тут же почувствовал себя и слабым, и беспомощным, как ребенок. Ноша оказалась непосильной! Он вспомнил о матери… Думал у ней укрыться на груди. Его образумил первый встречный, участливый человек. «И мать бессильна спасти убийцу!» — сказал он ему.
Может быть, спасете его вы, присяжные заседатели?! Вы — людская совесть! Подумайте, попробуйте!.. Если можете взять его грех на себя и отпустить его — спасите!»
Присяжные заседатели совещались недолго. Александру Богданову был вынесен оправдательный вердикт.
БАНКИРСКИЙ КРАХ