Преступный мир и его защитники

Товарищ министра финансов В. Н. Коковцов рассказал, что ему приходилось одно время навещать Ефимьевых и он действительно видел у них мальчика, которого называли Павлушей. На его расспросы, что это за мальчик, госпожа Ефимьева давала неопределенный ответ, и свидетель считал его простым воспитанником, тем более что у помещика никогда не было своих детей.

Однако из оглашенной на суде переписки Ефимьевой с Павлом Дмецовым видно, что она питала к нему в 70-х годах родительские чувства, называла милейшим сыном и вообще проявляла чрезвычайную нежность в обращении на письме.

По словам священника Лебольского, посещавшего Ефимьевых около десяти лет, он за все это время не видел какого-либо мальчика, которого они называли бы своим сыном. Да и они не говорили никогда об этом, поэтому священник твердо убежден, что родных детей у В. К. Ефимьевой не было. Случайно от другого священника он узнал, что какая-то крестьянка Екатерина родила от любовной связи с помещиком ребенка и его окрестили Павлом.

Сама Ефимьева, как следует из показания дочери генерал-майора В. К. Соколовой, была очень доброй женщиной, безупречной нравственности и жила с мужем, видимо, хорошо. Детей ей Бог не дал, и она отдавала свою любовь чужим детям. Муж ее был, что называется, хороший хлебосол старых порядков, любил широко пожить и отличался редким гостеприимством. Когда он привез в Петербург Павла Дмецова, мальчику шел уже девятый год. Своим сыном оба они в то время его не называли, выдавая лишь за воспитанника.

Вдова статского советника Л. Н. Окунева утверждала, что, по общему мнению, Павел был рожден одной из многочисленных любовниц помещика. Привезя Дмецова в Петербург, помещик говорил своим знакомым, что мальчик сирота и что он, Ефимьев, хочет бросить свои кутежи и усердно заняться его воспитанием.

Дмецов и сам признавался как-то свидетелю Курбатову, что он незаконнорожденный сын помещика. Спустя некоторое время этот свидетель от кого-то узнал, что будто бы Дмецов был в каком-то трактире и уговаривал нескольких человек засвидетельствовать перед судом о его законном происхождении от дворян Ефимьевых. Ходили также слухи, что из трактира посылали за вексельными бланками и кому-то выдавалось тогда долговое обязательство на 10 000 рублей. Что все это было на самом деле, свидетель утверждать не мог. «Возможно, это лишь пустые сплетни», — считал он.

Земский начальник Устюженского уезда Н. А. Колюбакин в своем письменном показании объяснил, что госпожа Ефимьева обыкновенно жила в Петербурге, а муж ее — в Устюжне, где и родился потом Павел Дмецов. Поразительное сходство мальчика с Ефимьевым невольно обращало на себя всеобщее внимание. Как-то почти перед смертью помещик подозвал к своей кровати жену и Павла. «Подожди, Верочка, — сказал супруге, — я скоро поправлюсь, и мы хорошо заживем». Мечтам его не суждено было сбыться.

Избранный присяжными заседателями старшиной, профессор Военно-юридической академии генерал-майор В. Д. Кузьмин-Караваев тщательно следил за судебным следствием. От него не ускользала ни одна малейшая подробность дела. Часто для уточнения того или иного обстоятельства он переспрашивал свидетелей, которые резко делились на две группы. Одни были настроены против Павла Дмецова, другие, наоборот, защищали его. «Это был хороший, честный человек, большое состояние которого исчезло как дым из-за неудачных коммерческих дел», — утверждали они. Действительно, для многих Дмецов все еще являлся представителем помещичьей среды «доброго, старого времени», и ему охотно помогали в тяжелых материальных обстоятельствах, которые в последние годы все ухудшались.

Имея до десятка детей, Дмецов после широкой, привольной жизни начал серьезно бедствовать, за какую-нибудь сотню рублей, ссуженную добрыми людьми в долг, ему приходилось со слезами благодарить.

В Устюжне его считали сыном известного помещика, хотя он и подписывался обыкновенно фамилией Дмецов. Были в Устюжне и другие Дмецовы, но обвиняемый, знавший о своем происхождении, не был знаком с ними.

Свидетель С. Орлов, владелец трактира, откуда будто бы посылалась прислуга за вексельными бланками, уверял, что ничего подобного в действительности не было. Самого Дмецова он знает уже около 27 лет и очень высокого о нем мнения.

В свою очередь, господин Хосинский удостоверял, что подсудимая М. П. Денисова, по ее словам, вовсе не сознавалась в лжесвидетельствовании. Напротив, она говорила свидетелю, что будто бы сам судебный следователь принуждал ее сознаться и даже грозил арестом за ослушание, но она решительно отказалась брать грех на душу. После, однако, вопреки действительности ее все-таки записали сознавшейся, тем более что она неграмотная.

Другие свидетельские показания были также благоприятны для всех обвиняемых. Павла Дмецова многие действительно знали как сына обоих Ефимьевых, и он обрисовывался с хорошей стороны.