— Только что вернулась с дачи. Оставила Нору у стариков. Девочка, кажется, немного успокоилась.
У Ольги Арчиловны созрело решение.
— Мне надо встретиться с Региной Эдуардовной… Это далеко?
— Рядом, в Марьиной роще. Пешком — минут двадцать, автобусом — от силы минут пять-семь.
— Будьте так любезны, проводите меня, — попросила Дагурова. — Чтобы я не плутала.
— С удовольствием! — согласился Дуюнов. — А то весь день просидел в квартире… Сейчас переоденусь…
— А я пока набросаю протокол.
Дуюнов появился в комнате в джинсах и коротенькой курточке из легкого блестящего материала, что придало ему вид иностранного туриста. Подписав протокол, он спросил:
— Может, все же согласитесь выпить чашечку кофе? А то мне, как хозяину, неловко…
Дагурова и на этот раз отказалась.
Они отправились пешком. Стоял тихий вечер со светлым спокойным небом. Шли по зеленым, странно безлюдным (почти в центре Москвы!) улицам. Рюрик Петрович рассказывал о том, как его, двенадцатилетнего мальчишку, истощенного, обмороженного, полуживого, привезли в столицу из блокадного Ленинграда. Выходила дальняя родственница. Едва встав на ноги, он пошел на завод, к станку. В четырнадцать лет был награжден медалью «За трудовую доблесть»…
Рассказывал он очень живо, с юмором, в котором была и грусть, и теплота.
«Незаурядный человек, — подумала Ольга Арчиловна. — Можно понять Баулину: такого терять невозможно. Тем более — коллега по любимому делу».
— Вот мы и пришли, — сказал Дуюнов, останавливаясь возле пятиэтажного дома. — Второй этаж, налево.
Прощаясь, он поцеловал Дагуровой руку, и это вышло так естественно, что она не удивилась, не воспротивилась.
Регина Эдуардовна выглядела крайне утомленно. Она была в домашнем халате и тапочках на босу ногу. Узнав, кто такая Ольга Арчиловна, Баулина устало произнесла:
— Собственно, что я могу сообщить нового? Там, в Березках, рассказала товарищу Чикурову более чем предостаточно…
— Да, — подтвердила следователь, — то, что было до вашей беседы с Игорем Андреевичем… Но меня интересует, какие события произошли позже.
— Что вы имеете в виду? — насторожилась жена профессора.
— Например, появление в вашем доме Кленовой…
— Ох, не говорите! — всплеснула руками Баулина. — Настоящий кошмар! Ну и напугала же нас эта сумасшедшая! А когда я узнала, что, возможно, это она стреляла в мужа моего, то прямо волосы встали дыбом — а вдруг бы и в нашу дочь!..
Регина Эдуардовна почти слово в слово повторила рассказ Дуюнова, какую сцену пришлось им пережить вчера.
— А сегодня я заходила к соседу, майору из МУРа, и он сказал, что подозрения насчет Кленовой напрасны… У нее нашли билет на поезд. В то время, когда произошла трагедия с Евгением Тимуровичем, она находилась в пути…
«Понятно, — подумала Ольга Арчиловна. — Товарищи из Московского уголовного розыска, наверное, уже связались с Березками».
— Регина Эдуардовна, вы получали письма от Евгения Тимуровича? — спросила Дагурова. — Я имею в виду, уже после покушения на него?
Баулина округлила глаза.
— Вы и об этом знаете? — вырвалось у нее.
— Да. И прошу ознакомить меня с ними.
Регина Эдуардовна закурила. Подумала, пожала плечами.
— Но в них только личное… Муж никого ни в чем не обвиняет…
— И все же, — настаивала следователь. — Понимаете, может, для вас там и нет ничего такого, а для следствия…
Баулина вздохнула, поднялась. Вышла в другую комнату и вернулась с двумя распечатанными конвертами.
Дагурова глянула на почтовый штемпель. Они были отправлены из Березок 1 июля. За два дня до выстрела на Лавутке!
Она начала с того, которое было адресовано Норе.