Преступники

— Увы, — развел руками артист. — Мы наши отношения с Региной Эдуардовной не афишировали. Щадили чувства и самолюбие Норы… Так что поверьте на слово…

— Насколько я поняла, у супругов Баулиных довольно непростые отношения, — сказала Дагурова.

— Эта трагическая история еще больше все осложнила.

— В каком смысле?

— Буду откровенен… Мы с Региной решили наконец пожениться… Ирония в том, что решение созрело окончательно именно третьего июля, в Конакове. Уверяю вас, это был бы выход для всех — Регины, Евгения Тимуровича и меня. Даже для Норы… Горькая правда всегда лучше сладкой лжи… Но теперь, после всего случившегося, Регина сказала, что никогда не бросит мужа! Пусть останется калекой, парализованным — она должна быть рядом!.. Я понимаю Регину. И не смею даже отговаривать. Честно говоря, считал бы себя последним человеком, если бы воспользовался этим случаем… Значит, не судьба нам жить вместе… Поверьте, думаю лишь об одном — чтобы Евгений Тимурович остался жив. — Дуюнов печально усмехнулся. — Как это бывает у русских интеллигентов: появились мысли о какой-то вине, греховности, искуплении и так далее… Может, помните, у Блока:

Под шум и звон однообразный,
Под городскую суету
Я ухожу, душою праздный,
В метель, во мрак и пустоту.
Я обрываю нить сознанья
И забываю, что и как…
Кругом — снега, трамваи, зданья,
А впереди — огни и мрак…

Вот такое у меня сейчас состояние…

Рюрик Петрович замолчал.

— Значит, если бы не этот выстрел, то…

— Вы правильно поняли, — кивнул Дуюнов. — Регина рассталась бы с Баулиным… Это надо было сделать давно, еще шесть лет назад. Но и тогда вмешалась судьба. Глупый, нелепый случай! Прямо какой-то рок!

— А что тогда произошло? — осторожно спросила Дагурова.

— Регину и Евгения Тимуровича пригласила к себе на дачу Юнна Воронцова. Человек она известный, представлять, надеюсь, нет надобности…

— Конечно, — сказала Дагурова. — Ее знает вся страна. Кино, телевидение…

— Дача у Юнны в Новом Иерусалиме, это по Рижской дороге. В поселке — знаменитость на знаменитости… У Регины страсть — покрутить баранку! Это особенно проявляется у того, кто не имеет собственной машины… У Воронцовой, естественно, «Волга»… В общем, после шашлыков и сухого вина у Регины начался зуд — покататься по дачному поселку… Юнна — баба добрая, дала ключи от машины. Регина выехала на дорогу и тут же врезалась в новенький «мерседес», принадлежащий одному знаменитому музыканту, не буду называть фамилию… Мало того, что разворотила полкузова, еще покалечила человека…

— Музыканта?

— Нет, его знакомого. — Дуюнов нервно хрустнул пальцами. — Представляете, за какие-то пару минут сомнительного удовольствия повесить себе на шею двадцать одну тысячу рублей!

— Так много? — не поверила следователь.

— А что вы хотите, «мерседес» — это вам не «Запорожец». На Кавказе дают пятьдесят тысяч… Так ведь, помимо ремонта «мерседеса», пришлось чинить «Волгу» Воронцовой и выплачивать компенсацию пострадавшему. За лечение и так далее. Слава богу, упросили не обращаться в милицию. Замяли. Баулин в течение недели достал эти деньги. У кого только не занял! Бегал по Москве, как говорится, высунувши язык. Даже у своего покровителя, члена-корреспондента…

— Троянова? — уточнила Дагурова.

— У него… А ведь у Регины с Баулиным уже был полный разрыв. И тут, видите ли, обстоятельства — спас от суда… Морально не имела права бросить благодетеля… Я говорил ей: никакие тысячи не склеют вашу жизнь… Предложил эти злосчастные двадцать одну тысячу… Не думайте, я не Ротшильд, но продал бы катер, садовый участок, избавился бы от еженедельной каторги — ездить за восемьдесят километров полоть клубнику… И что она мне заявила? Не хочу вешать на тебя обузу! — Дуюнов усмехнулся и покачал головой. — Странная штука женская логика… Нелюбимому человеку, хоть и мужу по паспорту, вешать обузу можно, а любимому человеку нельзя!.. Я вспылил, нагрубил… Мы некоторое время не встречались. Не выдержала она. Пришла сюда, ко мне… Ты прав, говорит мне, прав: сердцу не прикажешь… Да еще полоса запойная началась у Баулина. Нелады по работе, с диссертацией. Ушел из больницы…

— Странно, — заметила Ольга Арчиловна, — как же он долги отдавал? Ведь двадцать одна тысяча!