– Майор Варней! – воскликнула она. – Я приехала к вам по серьезному делу. Я разыскала бы вас еще гораздо раньше, но горе и печаль, вызванные потерей…
Она слегка замялась, и на бледных щеках ее внезапно выступил яркий румянец.
– Смерть капитана Вальдзингама отняла у меня даже способность думать, – продолжала она. – Советники мои сильно протестовали против моего личного переговора с вами… Они не понимают моего положения! Но я рискнула всем под влиянием предложить вам вопрос. Вы могли быть в прошедшем моим злейшим врагом; вы могли им остаться… Но моя голова не в силах выносить тех тяжелых сомнений, которые осаждали ее в последние три месяца!.. Майор Варней, умоляю вас именем вашей матери ответить на вопрос мой с полной откровенностью!
Она кинулась на колени и с мольбой протянула к нему свои нежные руки.
– Скажите, ради бога… Мой сын… сэр Руперт Лисль… жив ли он или умер?
Майор так широко раскрыл глаза, что нужно было опасаться, как бы они не остались навсегда в подобном положении. Он с участием поднялся и посадил на кресло взволнованную женщину.
– Успокойтесь, сударыня! – сказал он ей приветливо. – Вы ставите меня в большое затруднение… Чем вызвана подобная несбыточная мысль?
– Нет, эта мысль не бред расстроенного мозга! – ответила она. – Капитан Вальдзингам хотел открыть мне тайну за несколько минут до удара, который свалил его в могилу!
– Хотел?… – спросил тревожно и поспешно майор.
– Да, но он, к сожалению, мог только произнести несколько странных слов, которых тем не менее было вполне достаточно для того, чтобы понять, что мой сын еще жив и что вам, майор, известна эта тайна.
– Сударыня, потрудитесь подумать, насколько все это невероятно. Я жил в Индии со времени исчезновения вашего сына, я вернулся сюда только месяц назад… Можно предположить, что мозг моего бедного друга был не совсем в порядке, так как нет ни малейшего повода думать, чтобы ваш сын был спасен! Какие причины могли бы побудить капитана Вальдзингама скрывать это от вас, если б сэр Руперт был на самом деле жив? Да и что мог он выиграть, участвуя в таком ужасном преступлении?
– Ничего, ничего! Его благосостояние должно было погибнуть вместе с моим ребенком, – сказала Клерибелль.
– Ну, так что же могло заставить и его, и кого бы то ни было держать в тайне существование вашего сына?… Многоуважаемая миссис Вальдзингам, все это очень странно и просто непонятно!.. Я едва осмеливаюсь высказать вам, насколько ваш вопрос озадачил меня!
Майор проговорил последние слова с очевидным смущением, которое проглядывало отчасти в его взгляде, устремленном на гостью.
– Вы едва осмеливаетесь высказать мне… О, объясните мне, что значит эта фраза! – сказала Клерибелль. – Я глубоко уверена, что вам известно то, чего вы не хотите сообщить мне теперь.
– Нет, нет, – ответил он, начиная ходить взад и вперед по комнате, как будто погрузившись в глубокое раздумье. – Все это так несбыточно и так невероятно и, по правде сказать, настолько невозможно…
– Сжальтесь, скажите мне, – перебила она. – Примите во внимание, что если вам известна участь моего сына, если вы поможете мне возвратить ему имя и богатство его, то половина этого громадного богатства перейдет в ваши руки.
Майор сделал движение, похожее на то, которое он сделал бы, если бы кто-нибудь ударил его в лоб. Он выпрямился и, обратив глаза на миссис Вальдзингам, проговорил величественно:
– Милостивая государыня, искренне советую вам никогда не пытаться подкупать офицера нашей индийской армии. Советую вам тоже не обещать богатств, составляющих собственность вашего сына. Если только он жив, то будет, как вы знаете сами, скоро совершеннолетним и, верно, не захочет уступить своих прав.
– Простите меня, майор, я – безумная женщина!.. Простите и скажите мне все то, что вам известно о моем бедном Руперте!
Майор не дал ответа, а продолжал ходить, как и прежде, по комнате, все еще погруженный в глубокое раздумье.
– Скажите, миссис Вальдзингам, есть ли у вас портрет сэра Руперта Лисля? – спросил он неожиданно.
Она распахнула шаль и, сняв с шеи золотую цепочку с медальоном, подала ее молча и покорно майору. В медальоне заключался миниатюрный портрет сэра Руперта Лисля на слоновой кости, писанный незадолго до страшной катастрофы.
Майор долго рассматривал его и даже подошел к ближайшему окну, чтобы видеть его лучше.
– Сударыня, – начал он с очевидным волнением, – видит бог, как мне страшно произнести даже слово, которое могло бы вовлечь вас в заблуждение при настоящем случае… Но я невольно думаю, что ваш сын еще жив! – добавил он с энергией.
Грустное лицо миссис Вальдзингам покрылось страшной бледностью, и она без чувств упала на ковер.
Глава XIV
Майор разыгрывает роль филантропа