На следующий день зэки приветствовали меня вскидыванием правой руки с соответствующим возгласом. Охранники, слегка офигев, никак не реагировали. Везде, где я появлялся в первый раз, народ с интересом всматривался в моё лицо. Сам себе я, всё-таки больше напоминал Григория Котовского.
Вновь прибывающие в блок зэки испуганно шарахались от меня, столкнувшись в дверях. Привезли меня на суд. Судебные охранники при камерах — все солидные мужики в возрасте, сразу выделили меня из серой толпы, запомнили имя и старательно демонстрировали расположение.
«Владимир, пожалуйста сюда. К тебе адвокат», «Владимир, пожалуйста, тебя ждут полицаи» и так далее.
В блоке временами проводили шмон. Выгоняли всех зэков во дворик и по одному запускали обратно, проверив сумки, карманы, обувь и ощупав рукава и штанины. Подходит моя очередь. Иду к охраннику, который меня видит в первый раз. У него на морде вырисовывается интерес при виде моего изящного каплеуловителя под носом. Открывает мой бумажник, вытаскивает карточку зэка и ему плохеет: имя русское. Лезет рукой в сумку и вылупляет глаза на китайско-испанский словарь. Чувак впал в прострацию и мне пришлось напомнить, что он должен ощупать мои карманы.
Привезли меня в новую тюрьму. Охранник сидит за дактилоскопическим сканером.
— Положи руку на сканер. М-м-м… Убери руку… положи ещё раз. Ни фига себе, дядя, как ты изменился!
НАРУШИТЕЛЬ РЕЖИМА
Камера, куда меня поместили, содержала испанца и телевизор. Последний мне был до лампочки, потому что с моим астигматизмом я не могу наблюдать многочисленные дёргающиеся цветные пятна, ибо это может спровоцировать у меня приступ тошноты. Поэтому, как только он включался, я отправлялся в мир сновидений.
В блок прибыла проверка и нашла в нашей камере нелегальный телевизор. И известила обоих сеньоров «помещённых», что мы будем за это наказаны. На мой недоумённый вопрос, какое я к этому имею отношение, мне было сказано, что могу обжаловать решение в дисциплинарной комиссии.
Я решил дождаться окончания процесса и не стал подавать никаких жалоб. Мне вручили последовательно пять бумаг, одна страшнее другой, которые констатировали тяжесть совершённого проступка. В последней было сказано, что я и мой сокамерник наказаны десятью днями невыхода на прогулку в послеобеденное время. Ну, слава Всевышнему! Услышал мои тайные мольбы о том, как бы избежать созерцания праздника Рождества и Нового Года в тюремных условиях. Весь период наказания я отжимался от пола и делал другие упражнения до пота, мылся после в душе и медитировал на тему отомщения. Второго января, когда закончилось моё послеобеденное заключение, я взял в тюремной библиотеке сборник правил пенитенциарной системы и сел писать письмо, используя все мои знания грамматики кастейяно: