Преступление и наказание

Изображенный в романе район Петербурга (примыкающий к торговому центру города в 60-е годы — Сенной площади), где живут Раскольников и другие главные герои романа, был хорошо знаком Достоевскому по личным наблюдениям, так как в этой части Петербурга писатель жил в 40-х и 60-х годах. Район этот, прилегающие к нему улицы и переулки описаны Достоевским на страницах романа с исключительной, «физиологической» точностью. В тексте «Преступления и наказания» большинство называемых автором улиц обозначены сокращенно («С—й (Столярный) переулок», «В—й (Вознесенский) проспект», «К—й (Конногвардейский) бульвар» и т. д.), но, взяв план тогдашнего Петербурга, сокращения эти легко расшифровать, и как показали исследователи, расположение и облик соответствующих домов и улиц, описанных в романе, вплоть до мельчайших деталей соответствуют их реальному местоположению и внешнему облику. До настоящего времени в Ленинграде сохранились «дом Раскольникова» на углу Гражданской (б. Мещанской улицы) и улицы Пржевальского (б. Столярного переулка), «дом Сони Мармеладовой» (угловой по каналу Грибоедова и Казначейской улице), «дом Алены Ивановны» и многие другие места и здания, изображенные Достоевским непосредственно с натуры, о чем он сам рассказывал позднее своей жене А. Г. Достоевской (см. об этом: Л. П. Гроссман, Семинарий по Достоевскому, М.—Пг, 1922, стр. 56-58; Н. П. Анциферов, Петербург Достоевского, Пг. 1923, стр. 63-104; Л. П. Гроссман, Город и люди «Преступления и наказания» — предисловие к кн.: «Ф. М. Достоевский. Преступление и наказание», ГИХЛ, М. 1935, стр. 5-52).

С той же удивительной точностью, как топография тогдашнего Петербурга, воспроизведена в романе и вся реальная атмосфера жизни города начала 60-х годов. Так, из тогдашних газет мы узнаем, что в связи с ростом нищеты трудового населения в это время в Петербурге особенно усилилось ростовщичество, ставшее широким бытовым явлением. Только в одном номере (141) «Ведомостей С.—Петербургской полиции» за 1865 год помещено одиннадцать объявлений об отдаче денег на проценты под различные залоги. «Все эти объявления, — писала другая газета того времени, — показывают, с одной стороны, крайнюю потребность в деньгах в бедном люде, а с другой — накопление… сбережений людьми, не умеющими обратить эти деньги на какое-нибудь производительное предприятие. При чтении всех этих предложений денег представляется, с одной стороны, скаредность и алчность, а с другой стороны, раздирающая душу нищета и болезнь» («Голос», 1865, № 38).

Что в основу рассказа о преступлении Раскольникова легли художественно претворенные им на страницах романа факты, извлеченные из уголовной хроники, Достоевский сам писал в цитированном выше письме к Каткову: «Несколько случаев, бывших в самое последнее время, убедили, что сюжет мой вовсе не эксцентричен. Именно, что убийца развитой и даже хороших наклонностей молодой человек. Мне рассказывали прошлого года в Москве (верно) об одном студенте, выключенном из университета… — что он решился разбить почту и убить почтальона. Есть еще много следов в наших глазах о необыкновенной шатости понятий, подвигающих на ужасные дела» («Письма», т. I, стр. 419-420). О том же инциденте — нападении студента на почту, с целью ограбления, — а также о случаях подделки кредитных билетов и ценных бумаг людьми, «передовыми по своему общественному положению», среди которых оказался будто бы даже один «лектор всемирной истории», упоминает в романе Лужин (ч. II, гл. 5).

Весною 1865 года во многих русских газетах были помещены отчеты о суде над купеческим сыном Герасимом Чистовым, убившим топором двух женщин и похитившим имущества и денег на сумму 11 260 рублей. А 14 января 1866 года, в момент печатания начальных глав «Преступления и наказания», в Москве студент Московского университета Данилов убил с целью ограбления отставного капитана-ростовщика Попова и его служанку Марию Нордман. Впоследствии подкупленный крестьянин Матвей Глазков, содержавшийся в московском тюремном замке, принял на себя убийство Попова, но подкуп был разоблачен и подтверждена вина действительных убийц — Данилова и его отца. Узнав из газет о преступлении Данилова, Достоевский не без основания мог утверждать в письмах к друзьям, что в своем романе он обнаружил дар психологического предвидения, как бы предугадав и изложив художественно дело Данилова еще до совершения им преступления.