Преступление и наказание

Однако после совершенного героем убийства процентщицы, по словам Достоевского, и «развертывается весь психологический процесс преступления. Неразрешимые вопросы восстают перед убийцею, неподозреваемые и неожиданные чувства мучают его сердце. Божия правда, земной закон берет свое, и он кончает тем, что принужден сам на себя донести. Принужден, чтоб хотя погибнуть в каторге, но примкнуть опять к людям; чувство разомкнутости и разъединенности с человечеством, которое он ощутил тотчас же по совершении преступления, замучило его. Закон правды и человеческая природа взяли свое… Преступник сам решает принять муки, чтоб искупить свое дело…

В повести моей есть, кроме того, намек на ту мысль, что налагаемое юридическое наказание за преступление гораздо меньше устрашает преступника, чем думают законодатели, отчасти потому, что он и сам его нравственно требует» (там же, стр. 418-419).

Работа над повестью для «Русского вестника» горячо увлекла Достоевского. «Повесть, которую я пишу теперь, будет, может быть, лучше всего, что я написал, если дадут мне время ее окончить», — писал он 28 сентября 1865 года своему другу А. Е. Врангелю. Но чем далее Достоевский работал над нею и обдумывал ее план, тем более разрастался и становился сложнее ее замысел, впитывая в себя материал ранее задуманных «Пьяненьких» и превращаясь из замысла небольшой повести в замысел большого романа. После возвращения в Петербург, в конце ноября 1865 года, когда для романа было уже «много написано и готово», Достоевский, по его собственным словам, «все сжег» и «начал сызнова», по «новому плану» (там же, стр. 422, 430). С этого времени форма романа окончательно установилась, и через месяц Достоевский мог сдать начало его в «Русский вестник», продолжая лихорадочно работать над романом (как это было обычно для него) до конца года — параллельно с печатанием «Преступления и наказания».

Творческая работа писателя над «Преступлением и наказанием» получила отражение в трех дошедших до нас записных тетрадях Достоевского (эти записные тетради с некоторыми неточностями изданы И. И. Гливенко в книге: «Из архива Ф. М. Достоевского. «Преступление и наказание», М. 1931; в настоящее время они хранятся в Москве, в Центральном государственном архиве литературы и искусства). Самые ранние записи в указанных тетрадях относятся к периоду с июля по сентябрь 1865 года, самые поздние — к началу 1866 года, когда первая часть романа уже появилась в «Русском вестнике». Записи эти дают весьма интересное (хотя и неполное) представление об истории формирования замысла «Преступления и наказания» и о дальнейшей истории работы писателя над романом. В то же время они содержат и ценный автокомментарий к нему. Как видно из их анализа, Достоевский сперва начал писать роман от лица главного героя, в форме его «исповеди», причем на этой ступени работы в романе отсутствовали фигуры следователя Порфирия Петровича, а образы сестры Раскольникова — Дуни, Лужина и Свидригайлова играли эпизодическую роль. После возвращения в Петербург форма повествования от лица Раскольникова была оставлена и заменена дававшей более широкие возможности для изображения картины окружающего мира и психологического анализа души героя формой повествования от автора. Одновременно значительно расширяется число действующих лиц и эпизодов: наряду с персонажами, известными нам уже по первоначальным записям, — Раскольниковым, чиновником Мармеладовым, Соней, старухой-процентщицей, — в нем появляются фигуры следователя Порфирия, детально разрабатываются образы Дуни, а также Лужина и Свидригайлова — психологических «двойников» главного героя.

Достоевский всегда рассматривал свои романы как своеобразный, углубленный художественный отклик на «текущие» темы современной общественной жизни. Это относится и к «Преступлению и наказанию»: углубление социального неравенства, распад семьи, пьянство, рост преступности, проституция и многие другие явления пореформенной действительности, художественно отраженные в «Преступлении и наказании», широко обсуждались в середине 60-х годов, когда Достоевский работал над романом, на страницах русских газет и журналов. К анализу этих явлений не раз обращались в 1861-1865 годах издававшиеся Достоевским (совместно с его старшим братом) журналы «Время» и «Эпоха», причем освещение их в журналах Достоевского зачастую созвучно их художественной трактовке на страницах романа.