Преступление и наказание

They are like that, authors, literary men, students, town-criers.... Pfoo!	Вот они каковы, сочинители, литераторы, студенты, глашатаи... тьфу!
You get along!	А ты пошла!
I shall look in upon you myself one day. Then you had better be careful!	Я вот сам к тебе загляну... тогда берегись!
Do you hear?"	Слышала?
With hurried deference, Luise Ivanovna fell to curtsying in all directions, and so curtsied herself to the door. But at the door, she stumbled backwards against a good-looking officer with a fresh, open face and splendid thick fair whiskers.	Луиза Ивановна с уторопленною любезностью пустилась приседать на все стороны и, приседая, допятилась до дверей; но в дверях наскочила задом на одного видного офицера, с открытым свежим лицом и с превосходными густейшими белокурыми бакенами.
This was the superintendent of the district himself, Nikodim Fomitch.	Это был сам Никодим Фомич, квартальный надзиратель.
Luise Ivanovna made haste to curtsy almost to the ground, and with mincing little steps, she fluttered out of the office.	Луиза Ивановна поспешила присесть чуть не до полу и частыми мелкими шагами, подпрыгивая, полетела из конторы.
"Again thunder and lightning--a hurricane!" said Nikodim Fomitch to Ilya Petrovitch in a civil and friendly tone. "You are aroused again, you are fuming again!	- Опять грохот, опять гром и молния, смерч, ураган! любезно и дружески обратился Никодим Фомич к Илье Петровичу, - опять растревожили сердце, опять закипел!
I heard it on the stairs!"	Еще с лестницы слышал.
"Well, what then!" Ilya Petrovitch drawled with gentlemanly nonchalance; and he walked with some papers to another table, with a jaunty swing of his shoulders at each step. "Here, if you will kindly look: an author, or a student, has been one at least, does not pay his debts, has given an I O U, won't clear out of his room, and complaints are constantly being lodged against him, and here he has been pleased to make a protest against my smoking in his presence!	- Да што! - с благородною небрежностию проговорил Илья Петрович (и даже не што, а как-то: "Да-а шта-а!"), переходя с какими-то бумагами к другому столу и картинно передергивая с каждым шагом плечами, куда шаг, туда и плечо; - вот-с, изволите видеть: господин сочинитель, то бишь студент, бывший то есть, денег не платит, векселей надавал, квартиру не очищает, беспрерывные на них поступают жалобы, а изволили в претензию войти, что я папироску при них закурил!
He behaves like a cad himself, and just look at him, please. Here's the gentleman, and very attractive he is!"	Сами п-п-подличают, а вот-с, извольте взглянуть на них: вот они в самом своем привлекательном теперь виде-с!
"Poverty is not a vice, my friend, but we know you go off like powder, you can't bear a slight, I daresay you took offence at something and went too far yourself," continued Nikodim Fomitch, turning affably to Raskolnikov. "But you were wrong there; he is a capital fellow, I assure you, but explosive, explosive!	- Бедность не порок, дружище, ну да уж что! Известно, порох, не мог обиды перенести. Вы чем-нибудь, верно, против него обиделись и сами не удержались, - продолжал Никодим Фомич, любезно обращаясь к Раскольникову, -но это вы напрасно: на-и-бла-га-а-ар-р-роднейший, я вам скажу, человек, но порох, порох!
He gets hot, fires up, boils over, and no stopping him!	Вспылил, вскипел, сгорел - и нет!
And then it's all over!	И все прошло!