Понятие дружбы еще не коснулось мальчика. Он не испытывал в ней особой потребности. При этом он вел себя с достоинством, ведь дружба появляется не затем, чтобы удовлетворить чье-то желание. Она возникает, когда встречаешь человека, который делает возможными эти высшие отношения.
Деодат видел, что в школе некоторые ученики были друзьями. Он воспринимал это как заключенный пакт, взаимную лояльность, что вызывало уважение, но не больше. А кроме того, он понимал, хотя это его совсем не огорчало, что Аксель, злословя на его счет, поднимает собственный авторитет. Он видел, сколько детей купились на подобную низость, и это не вызывало в нем желания сблизиться с одним из них.
Однажды, когда он играл во дворе в вышибалы, ему на голову шлепнулся птичий помет. Он не сразу понял, что произошло. Хохот одноклассников все разъяснил. Он помчался в туалет посмотреть на себя в зеркало и увидел на волосах беловатую субстанцию. Он не осмелился прикоснуться к ней. К его изумлению, на него вдруг нахлынула радость. Смывая под краном помет, он пытался проанализировать свое возбуждение: «Нас там было около сотни, а упало на меня. Птица меня выбрала».
Инстинктивно он понял, что подобную интерпретацию событий следует держать при себе. Если в классе узнают, что свою невезуху он рассматривает как избранничество, его песенка спета. Он сознавал, что у него нет шансов убедить хоть кого-нибудь в правильности своего объяснения. И тем не менее сам он не сомневался.
Будь Деодат учеником пророка, он бы истолковал этот знак как божественный символ. Но он обладал редким свойством видеть вещи такими, каковы они есть, и восхищаться ими именно в этом качестве. Данный случай обернулся для него озарением. Перед ним открылся новый мир – мир птиц.
Он пожалел, что не сработал исследовательский рефлекс и он не рассмотрел помет. Так что было неизвестно, был то голубь, воробей или иная порода.
Он, кого человеческие существа начали серьезно разочаровывать, радовался, получив столь ясный призыв поднять глаза к истинным обитателям неба. Зачем придумывать образ ангела, если существуют птицы? Красота, грациозность, великолепное пение, полет, крылья, загадочность – эта порода обладала всеми качествами священных посланников. С тем дополнительным преимуществом, что не было нужды воображать их: достаточно было на них посмотреть. Но умение видеть никогда не было сильной стороной рода человеческого.
«Но я смогу видеть. Уже могу», – решил Деодат. Созерцать эту поразительную категорию реальности, которая жила в нескольких метрах над нами. И речи не было о стремлении увидеть незримое: даже без бинокля птица доступна взгляду. Не слишком связанный с нашей расой и в то же время не вполне ей чуждый, птичий род являл собой чудо параллельной цивилизации, мирного сосуществования.
Вернувшись на школьный двор, ребенок вгляделся в кроны каштанов. Он увидел крылатых обитателей парижского неба: воробьев, голубей и многих других птиц, чьи имена были ему еще незнакомы. Он поклялся себе, что научится определять их.
– Део, играть будешь? – крикнул один из мальчиков.
Он вернулся к игре в вышибалы и незамедлительно вышиб нескольких игроков своей команды подряд. В конце концов его прогнали с поля.
Новообращенный был не способен думать ни о чем другом и ждал окончания уроков с болезненным нетерпением. Когда прозвенел спасительный звонок, он со всех ног кинулся на улицу, где стояла на посту верная мать, открывая ему объятия.
– У нас есть дома книга про птиц?
– Нет.
Лицо ребенка исказилось. К счастью, Энида быстро сообразила:
– Ты сможешь посмотреть про птиц в словаре.
Вкладка «Птицы» в старинном «Иллюстрированном Ларуссе» раскрыла взору Деодата свои сокровища. Он разглядывал их, лежа на животе, несколько часов подряд, совершенно зачарованный.
Словарь представлял на одной странице все птичьи семейства. Воробьиные, хищные, голенастые и водоплавающие сгрудились огромной стаей, чего природа никогда бы не допустила. Это было истинное произведение искусства, пиршество красок и изящества.
Мальчик, руководствуясь чисто научным подходом, просмотрел и другие вкладки Ларусса: он ознакомился с семейством кошачьих, с рыбами, динозаврами, змеями. Никаких сомнений, только вкладка с птицами производила на него такое впечатление. Хотя разворот, посвященный рыбам, был не менее красочным, Деодат не почувствовал ни малейшего влечения к этой породе с недоуменными или недовольными мордами.
Художник, иллюстрировавший словарь, придал птицам выражение загадочное, но не сводимое ни к какому человеческому настроению: рыбы выглядели надутыми, а птицы хранили свою тайну.
Он также посмотрел в оглавлении названия пород, изображенных на вкладке. О радость! В своей щедрости Ларусс в статье «Дрозд» упоминал самца дрозда и его супругу, дрозда-самку, а в статье «Синица» еще и лазоревку – да на этих страницах птиц было не счесть. Придется пролистать весь словарь: никогда не знаешь, на какую тайную разновидность наткнешься на следующем развороте, – так, гуляя меж двух просек, вспугивают вспорхнувшую птицу.