Преступление Ахана

— Благодарю, тебя, Рахав, — ответил Йошуа, — мне нужен человек честный и благонамеренный. Поэтому я хотел бы видеть тебя, приводящей в движение жребий. Как жаль, что по нашим законам женщина не может отправлять должность стрелочника!

— Не сочти за кумовство, но я советую тебе пригласить моего брата Накмана. Он, несомненно, справится.

— Хорошо, зови его.

Йошуа, разумеется, помнил остережения своего молодого друга о задних мыслях Накмана, и поэтому весьма сомневался в честности и благонамеренности последнего. Однако он полагал, что простейшая роль стрелочника ничем не может быть полезна злоумышлению мстителя. Зато, приняв рекомендованную кандидатуру, Йошуа укрепит свои позиции в сердце Рахав.

Накман занял отведенное ему место возле жребия. Йошуа призвал народ к вниманию и потребовал соблюдения дисциплины. Добившись порядка, он дал команду главам колен построить своих людей в колонны и начинать движение мимо приведенной во вращение стрелки. Калев, наблюдавший за построением, отметил про себя, что Рахав подавала Йошуа советы, какому колену идти раньше, а какому — позже.

Двенадцать колен израильских выступили одно за другим. Надо ли говорить, что прохождение масс народа занимало изрядное время. Люди шли и шли, колено за коленом, а стрелка равнодушно вращалась и не подавала признаков скорой остановки. Накануне Йошуа провел бессонную ночь, обдумывая дела предстоящего трудного дня. Поэтому совершенно не удивительно, что он довольно скоро почувствовал утомление однообразным зрелищем, и внимание его притупилось.

И вдруг, когда мимо жребия шествовали бойцы предпоследнего колена, стрелка замедлилась и замерла, указывая на его середину. “Наконец-то дело сдвинулось по-серьезному, и получен первый важный результат! — возликовал Йошуа, — теперь поиск пойдет много быстрее, и совсем скоро мы найдем вора!”

Йошуа скомандовал начальникам одиннадцати колен, успешно выдержавшим искус, увести своих людей в сторону. Главе скомпрометированного сообщества он приказал заново выровнять ряды и последовательно, одно за другим, проводить семейства мимо жребия. В результате стрелка указала на одно из последних семейств.

Далее по апробированной методе были испытаны дома дискредитированного семейства. И вновь механический детектив решительно сузил поле поиска, указав деревянным перстом на дом виновного.

Когда же дошла очередь мужчин замаранного подозрением дома проходить мимо бесстрастного жребия, то случилось нечто невероятное. Стрелка однозначно и непреклонно уставила свое острие на Ахана.

***

Как же так? Не вышло ли какой ошибки? Молодой командир, храбрый воин, перспективный офицер, слуга вождю, собрат солдатам, и вдруг — заурядный вор, преступивший Божью заповедь, поднявший корыстную руку свою на сокровищницу Господа! Возможна ли такая метаморфоза? Да, выходит, что возможна, ибо жребий, выразитель воли Всевышнего, не ошибается никогда!

Йошуа был ошеломлен. Он, обладатель огромного жизненного опыта, знаток людей, читающий характер человека, как развернутый пергаментный свиток, так жестоко ошибся в выборе друга! Не мудрено предаться отчаянию.

“Вот когда зарезал, так зарезал! — терзал себя Йошуа, имея в виду, скорее всего, жребий, — старый дурак я! Выжил, глупый баран из ума!” И он продолжал в том же духе честить себя. Но имеет ли право вождь избранного народа столь отчаянно костить ставленника и надежду самого Господа, хотя бы ставленником этим являлся он сам? “И на старуху бывает проруха!” — нашел он, наконец, спасительные слова самоутешения.

Если новость произвела ошеломляющее действие на Йошуа, то как выразить чудовищность потрясения самого Ахана? У несчастного потемнело в глазах, голова пошла кругом. Лишился Ахан языка, да и вышибло ум наверняка. Он об одном способен был думать в страшные те минуты — об ужасе ожидающей его казни.

К Ахану подошла Рахав. Лицо ее выражало глубочайшее сочувствие. Казалось, она не верила в вердикт жребия. Она привычно погладила Ахана по щеке — ласково, тепло, сочувственно, пожалуй, даже с любовью.

“Молчи, мой милый, — промолвила Рахав, — я помогу тебе, спасу от беды. Не запирайся, прими вину, и твой Бог помилует тебя, и Йошуа пощадит, и будешь жить, и я стану тебе женою!”

Ахан пытался ответить, но язык не слушался его. Он мысленно повторил про себя горячие речи свои: “Командиры, товарищи? Теперь нет у меня никого! Для меня только ты есть на всем свете. Ты, Рахав — ты моя вера! Все, что ни есть у меня, все отдам за такую веру!” И слезы счастья заструились из подернутых туманом горя очей воина.

Рахав подала знак Йошуа зайти за пригорок, дабы никто не видал их и не слыхал разговора меж ними. “Вождь народный! — обратилась Рахав к нему, — будь благороден! Говори с Аханом незлобиво в последние часы его, хоть и огромен гнев твой на бессовестного вора. Ты силен, а сила не нуждается в брани. Не грубым словом, но мягкосердечием достучишься до совести. Я вняла лепету преступника — он винится и кается. Не казни гневными словами душу юноши, ибо телу его не миновать страшной казни!”