Present simple

– Давай сядем в машину? Там тепло, здесь нет. А ты совсем раздета, – предложила она.

– Сейчас вы включили режим заботливой мамочки, которая переживает за свою дочь, – проговорила я, даже не пытаясь заглушить обиду. – Я не хочу разговаривать. Я хочу понять: почему?

– Потому что иначе я не могла, – пожала плечами женщина. – Потому что у меня не было средств, чтобы обеспечивать вас двоих, а твои родители предложили неплохую сумму за тебя. Да, ты можешь считать меня тварью, сволочью… кем угодно! Но это был мой выбор. Быть может, я поступила неправильно, но ничего уже не изменить.

– Ты жалкая, – покачала головой я. – Менять никогда не поздно, если есть желание. А ты продала меня, как щенка на базаре, посчитав, что так будет лучше. Продала, потому что нашла более легкий путь к существованию, чтобы не бороться. И хуже всего то, что ты сама, до сих пор, не поняла, что именно ты сделала.

– Разве тебе было плохо там? – вдруг закричала Галина Петровна. – Разве ты в чем-то нуждалась? Тебя кто-то обижал, унижал или бил? Или тебя не любили? Тебе легко сейчас говорить все это. Ты жизни не знала, и не знала, что чувствовала я тогда!

Я смотрела на нее, и мое сердце болезненно сжималось. Хотелось подойти, обнять, погладить по седым волосам и сказать, что все-все будет хорошо. Но я не могла. Стояла и смотрела, как по ее лицу катятся слезы.

– Галина Петровна, – позвала я тихо, словно очнувшись. – Вы когда-то сказали мне, чтобы я не обижала Вадима… Почему?

– Потому что тогда еще поняла, что он тебя любит.

– Разве? Разве лгут, когда любят? Разве дают понять, что ты не первая, когда любят? Разве отталкивают? – хрипло говорила я.

– Да. Лгут, если знают, что правда причинит боль. Дают понять, если знают, что стоит дать слабину и раскрыться, то подвергнут опасности. Да, Таня, отталкивают, если хотят для своей любимой лучшей участи и жизни, – сказала она. – Мы не идеальные программы, которые делают лишь то, что заложено изначально. Мы люди, а значит, нам свойственны ошибки. И порой безумно тяжело переступить через себя, чтобы причинить кому-то боль. Но если выход только такой, ты переступишь.

– Он многое вам рассказывал, не так ли?

– Да, он часто приходил ко мне, а бывало и я к нему. Наверное, это сейчас лицемерно прозвучит, но я не стала матерью тебе, но ему заменила мать, – женщина снова взяла себя в руки и теперь держалась уверенно, открыто глядя мне в глаза.

– И все же… – я попыталась проглотить ком, который застрял в горле. – Ты вспоминала обо мне? Ты хотя бы раз пожалела о том, что я не рядом?

Галина Петровна молчала. А я понимала, что больше всего на свете хочу уехать отсюда туда, где смогу забыть об этом всем. Забыть о ней, о ее словах, которые эхом звучали голове. Забыть все.

Не говоря ни слова, я побрела к автомобилю. Открыла переднюю дверь, как тут меня окликнули.

– Да! Я жалела о том, что сделала неправильный выбор.

Я соскребла остатки сил, чтобы улыбнуться.

– Уже плевать, – ответила и села за руль.

Ответ на самый главный вопрос был найден. А значит, теперь мне осталось только разобраться со своими обидчиками и, расправив плечи, гордо идти вперед.

А прошлое… Пусть остается в прошлом. Там ему самое место.

Глава 17

Уже когда я подъезжала к Москве, телефон Вадима завибрировал. На экране высветился неизвестный номер. Я думала не долго. Подняла трубку и приложила ее к уху.

– Тань? – голос Вадима был хриплым, едва слышным.

– Ну допустим, – согласилась я.

– Где ты? – его вопрос был настолько ожидаемым, что я даже фыркнула.

– Если переживаешь за свою машинку, то не стоит. Я сегодня же пригоню ее к твоему дому. И телефон верну, не беспокойся.

– Пригони ее лучше в отделение, – Вадим назвал адрес. – Признаться, очень хочется домой. Спать на сыром полу не так-то и удобно.

– Зато на нарах в самый раз, – хохотнула я. – Уже успел полицию купить?

В трубке послышался тяжелый вздох.

– Ты просто непроходимая дура, – устало сказал Вадим, отчего я опешила.

– Кретин! – вернула я «комплимент».

Нет, ну вы посмотрите-ка, какой нахал!

– Черт с тобой, я сейчас подъеду, – рявкнула я, и не дожидаясь новых оскорблений, сбросила вызов.

В отделение мне рано или поздно все равно идти. Писать заявление, оформлять кучу документов… Потом начнутся очные ставки, или что там обычно начинается, когда преступник пойман. Никакого покоя на ближайшие несколько месяцев.

А покоя хотелось. Хотелось забиться в угол в своей не совсем уютной квартирке и, сидя в окружении лоточков с мороженым, постепенно забывать обо всем, что было раньше.

Нет, а что, неплохой ведь план на ближайший год?

А вообще, собраться бы с мыслями, да рвануть куда-нибудь. В другую страну, в новый для меня, незнакомый город, да и начать все с нуля.

Да, наверное, так и сделаю.

До отделения я добралась быстро, и даже не застряла ни в одной пробке. Вообще, эта ситуация сейчас, когда я вроде как выбралась из подвала, и даже поговорила с так называемой мамой, меня забавляла. Я, в угнанной, фактически, машине, с украденным телефоном, еду в отделение полиции, чтобы наказать преступников.

А сама-то…