Насколько я разобрался, у суслов, помимо жреческой касты, имеется государственный орган управления - пандус, что-то вроде парламента, у фильсов - фавория. Примерно то же, что и монархия. Монархию я упраздняю. Что касается справедливости, тут долго раздумывать нечего: нужно дать им законы, при которых все конфликты будут разрешаться в пользу большинства.
Я и не подозревал, как просто и легко стать богом. Любое разногласие разрешать в пользу большинства. Ничего более справедливого не может быть. Пусть трепещут эгоисты-одиночки, мечтающие о своей славе! Отныне на планетоиде будет восстановлена справедливость.
Завтра же с утра засяду писать свод законов. Думаю, что управлюсь с этим делом за несколько часов. А потом пойду в машинный зал, произнесу пароль, отдам ей приказ вычеркнуть из памяти всю чепуху, которой она начинена, и задам собственную программу. В маленьком каменном мешке Карста наступит золотой век.
С этой благой мыслью я заснул.
Во сне я продолжал мучиться, придумывая формулировки новых законов, какие отныне будут соблюдаться в объединенном государстве Суслов и фильсов.
Какое-то неясное сомнение все время грызло меня.
"Одним человеком можно пожертвовать ради блага всех". "Одним человеком можно пожертвовать ради блага всех".
Кто это сказал?
Машина.
В чем же будет состоять разница между ее, Машины, законами и моими?
Всемогущество сновидения перебросило меня через тысячи лет в мое собственное прошлое...
Я тогда учился на первом курсе университета. Жили мы не то чтобы бедно, но лишнего рубля в доме не водилось. Родители пускали квартирантов. В моей комнатушке за дощатою отгородкой поселились двое парней. Оба были приезжими, оба учились на вечерних курсах поммашинистов и работали кочегарами.
И у них, и у меня подошла пора экзаменов: я корпел над интегралами, они вслух зудили железнодорожный устав.
Правила вождения пассажирских и товарных составов странным образом сплетались у меня в мозгах с формулами начального курса высшей математики.
"Человек на путях-не препятствие",-бубнили они в два голоса.
- Что? - переспросил я.
- Человек на путях - не препятствие,- повторил один из них, Толик широколицый большеносый парень, недавно приехавший в областной центр из своего медвежьего захолустья. Толик быстро освоился в городе, даже завел себе девушку. Он вообще очень способный - такие нигде не пропадают.
- Правило,- пояснил он.
- Понятно.
У меня хватало своих забот, какое мне дело до правил, действующих на железной дороге,- на экзаменах об этом но спросят.
На беду, жесткое правило накрепко засело в башке и вспомнилось некстати.
К Толику зашла его девушка, они собрались на танцы или в кино, не помню. Мебели в нашей камврке - три койки, этажерка да крохотный столик в две доски, намертво присобаченный к подоконнику. Больше уже ничего нельзя было поместить, даже табуретки. Тося чинно сидела на Толиковой постели и, вытягивая полу юбки, старалась прикрыть коленки. От смущения и робости она не смела поднять глаза. Она тоже недавно приехала в город из деревни и поступила на курсы мeдcестер. Похоже, что у них затевалось всерьез: к тому времени, когда Толик получит диплом помощника машиниста, а она станет медсестрой, состоится свадьба.
Во всем виноват Толик: не нужно было так долго заниматься своими штиблетами. Не представляю, как он добивался безукоризненного зеркального блеска? Сапожного крема я никогда у него не видел - он пользовался слюною поплюет на носок и драит до седьмого поту. Пока он в тесном коридорчике усердствовал с сапожной щеткой, мы сидели с Тосей друг против друга. Я тоже держался скованно. Мой взгляд непроизвольно возвращался к ее коленкам- как она ни старалась, они все равно выглядывали из-под юбки. Самое удивительное, что мне вовсе не хотелось смотреть на них - так получалось. Мы оба тяготились молчанием, одному Толику было наплевать.
- Толь, а Толь...- начал я, еще и сам не зная, что собираюсь сказать.
Он оторвался от ботинка и заглянул в раскрытую дверь. Собственно, двери у нас не было, висела занавеска до полу. Он не захотел распрямиться, потому что не принимался еще за отшлифовку второго носка - его голова находилась почти у самого пола.
- Что ты станешь делать, если увидишь человека на путях? - спросил я.
Накануне у него была учебная езда, он исполнял обязанности поммашиниста на локомотиве.
Вопрос был явно никчемный. Толик спокойно продолжал свое дело.
- Посигналил бы,- бросил он небрежно.
- А тот не слышит - глухой,- домогался я.
- Ничего бы не делал.
Тося забыла про коленки, переводила большие выкругленные глаза с меня на Толика.
- Как ничего? - не поверила она.- А человек...
- Не лезь, куда не положено,- резонно оправдался Толик и поплевал на щетку.
- А если он не знает или забылся?
От волнения Тося раскраснелась. Очень уж серьезно она отнеслась к нашей пустопорожней болтовне, как будто вот сейчас на самом деле решалась судьба человека.
- Так есть же правило.
- Правило? Не может быть такого правила!
Дело принимало серьезный оборот - я решил внести ясность :
- Точно, есть такое правило: "Человек на путях-не препятствие".