Старший воренок, любимец Варфоломея, уже сидел у него на коленях, так и норовя не ограничиться врученной ему конфетой, а распространиться на авторучку или зажигалку, так что Варфоломей постепенно превращался в жонглера, вылавливая из воздуха то одно, то другое, то носовой платой, то часы, чтобы водворить их на место; младший ползал на четвереньках с удивительной скоростью, как тараканчик; жена носила из кухни в комнату и обратно свое огромное третье пузо - все это зарождалось и рождалось на памяти Варфоломея. Он замерз и отогревался у этого очага, забыв зачем пришел. На кухне что-то жирно булькало и источало пряный турецкий запах и вот-вот было готово, пусть Варфоломей отведает...
В доказательство своей чистосердечности Вор продемонстрировал, наконец, Варфоломею его шубу, которую вызвался починить еще летом и буквально силой вырвал у Варфоломея, несмотря на все его робкие отговорки. Шуба эта была долгие годы предметом особой гордости Варфоломея: волчья, вывезенная им с Аляски, такой ни у кого не было, никто бы и не решился, кроме него, такую надеть... королевская шуба! По особо торжественным случаям, но то ли случаи становились все менее торжественными... но когда Варфоломей наконец достал ее - само время вылетело из нее, как дух вон, с характерной траекторией моли. Вор, видя его горе, горячо взялся помочь: у него для этого был двоюродный турок, высшего класса, будет, как новая. Варфоломей что-то лопотал, что новой ей никак не быть... напрасно. Вор уволок ее под мышкой, как живую, и будто она даже сопротивлялась ему, как чужая собака.
Так что теперь к разговорам о "долге" равноправно прирастал разговор о шубе, и уже непонятно становилось, что важнее (Варфоломей был уверен, что она побывала на базаре, где еще не побывал чей-то мед...) - шуба или 'долг? одно вытесняло другое, и получалось почти так, что возвращение чего-либо одного покрывало возвращение другого. "Опять спо-ловинил!"-восхищенно сообразил Варфоломей и засмеялся, довольный собственной опытностью и сообразительностью. Оказывается, он это даже произнес вслух. И тут Вор обиделся так искренне, как только воры и умеют обижаться. "Обижаешь, ваше величество,- сказал Вор и решительно вытащил неряшливый узел из-за бочки с медом,- Вот! - торжествовал он, столь несправедливо заподозренный.- Вот!" И руки и спина его будто рыдали, пока он развязывал. Острые, воровские лопатки так и ходили под майкой. Наконец узел развалился на стороны и открыл взору то, что было когда-то Варфоломеевой шубой. "Мы пытались сделать все, что могли! - страстно поведал Вор, загребая горстями клочки шерсти и снова просыпая их в кучу, будто перебирая драгоценности, как Али-Баба из сундука.- Но сам видишь! Мездра..." И с этими словами он выхватил клок побольше, еще казавшийся целым, и принялся рвать его для убедительности на тонкие полоски, как бумагу. Бедный Варфоломей стал хватать его за руки...
"Но мы еще что-нибудь придумаем,- успокаивал его Вор.- Один скорняк хочет взять эти обрезки для ремонта и предлагает в обмен почти новый шиншилловый жакет. Правда, дамский. Но зато - шиншилла! и доплата совсем крошечная..." Непосредственность Вора растрогала Варфоломея, и он рассмеялся, радуясь возвращающемуся чувству юмора. "Ладно,- согласился Варфоломей,- когда деньги-то вернешь?"
Он не хотел'так уж огорчать Вора. Это было коварно со стороны Варфоломея с такой легкостью перескочить через проблему шубы. Вор как бы укоризненно качал головой, как бы повторяя: опять за свое!..