Преподаватель симметрии

– Своими глазами видел! Это такой орган: девять клавиатур – семь для грехов, одна для добрых дел и одна, все обобщающая. Над ними экран мерцает. Сидит архангел, перебирает клавиши, а на экране, как в кино, вся твоя жизнь проходит: позор за позором! Вокруг другие архангелы, как жюри, твою музыку рассуждают. И правду сказать, музычка, как правило, выходит неважнецкая. Конкурс жесточайший! Разозлился я. Сами, говорю, человека недоделали, а судите! А архангел-лабух знай бацает! Некрасивую твою музыку. Э, говорит, знал бы ты, какой на самом деле суд бывает! Слушай, вот неплохое у тебя место… Помнишь, как у нас лодка затонула и улов уплыл?..

– Как не помнить. Только почему-то я тебе не верю.

– А зря. Рай, Чистилище, Ад… Неужели ты никогда не задумывался над тем, что же такое Прошлое, Настоящее, Будущее?

– Господи, как просто!

– Просто-то просто. Да только там все в обратном порядке. Там время в обратную сторону течет: Будущее, Настоящее, Прошлое. А так все так же. Только Настоящее там условное, как у нас – будущее. Все настоящее – на Земле, сынок. А там каждый попадает в свои представления о загробном мире и находится в них, пока не изживет: то ли кормит червей, то ли терпит адские муки… Пока их не останется. Память – вот ад! Пока все это забудешь… тогда только начинается как бы и восхождение. С нуля, пока не обретешь свою точку. Спасибо тебе, сынок! Это ты меня усыновил… Знаешь, где мой рай? Это то, что ты вспомнил: лодка, велосипед, недопроявленная фотография…

5-014

«Все настоящее – на Земле, – читал Бибо. – Иначе бы сюда так не стремились ангелы. Они гибнут, как мотыльки. Семенем просыпаются на землю, как дождь, и прорастают деревьями. И мы – дышим. Чтобы верить в Бога, надо быть именно материалистом.

За каждого спасенного гибнет ангел, это деревья.

Ангелы греются в идее Земли и сгорают. И Бог – ждет. Землю не под силу создать и Богу. Но вот же она – есть! Невозможно! А еще ропщут! Мол, жизнь плоха. Мол, Бога поэтому нет. Самая рабская, самая подлая мысль из всех. Зачем же вам голова?

Я именно спрашиваю: ЗАЧЕМ? Зачем она такая большая? Зачем в ней мыслей едва ли на ее десятую – остальное-то зачем? Что там, в остальной нашей голове, которой мы не думаем?

Я вспоминаю, я воображаю, я мыслю…

Легко сказать.

Попробуйте вспомнить память, вообразить воображение, подумать мыслью саму мысль…

Ничего не получится.

Ничего, кроме гулкого свода…

Я хотел аукнуться – рот мой раскрылся и не издал ни звука.

Здесь не было звуковой волны.

То есть не было воздуха.

В испуге я осознал, что грудь моя не вздымается.

То есть я не дышу.

Я прижал руку к груди.

Оно не билось.

Я умер?

Жизнь – это дыхание. Ангелы погибают – и мы дышим».

– Все-то ты врешь, отец!

– Он просто перестарался. Меня только оглушило, а он меня сразу в рай… Нехристь!

– Так ты – живой?..

5-015

– Просто я приобрел этот опыт и научился.

– Чему?

– Передвигаться вслед за мыслью.

– Как это?

– Я был и остался бродягой.

– Мне кажется, ты так заврался, что я уже не в силах тебе не верить.

– Браво! Это уже похоже на саму мысль, сынок. Читай дальше.

«Превращение жизни в текст (воображение) подобно возвращению текста в жизнь (память). Память и воображение, таким образом, могут оказаться в той же нерасторжимой, взаимоисключающей связи, как жизнь и смерть. Опыт воображения, то есть представление жизни без себя, без нас, может оказаться опытом послесмертия, который каждому дано познать лишь в одиночку. Только в одиночестве встретишь Бога. Воображение – столь же бессмертная часть нашего существования, как сама смерть. Каждый из нас познает, приобретает опыт послесмертия внутри жизни точно так, как получает с рождением бессловесную память предшествования – самой жизни и человечества. И если мы – люди, то не нарезаны на слепые отрезки жизни и смерти, как сардельки, а содержим в себе всю череду смертей до своего рождения, как и всю череду последующих рождений в послесмертии. И если это не дурная бесконечность (в случае самоубийства), то единственно осмысляемый нами отрезок есть только ВЕСЬ: от акта Творения до Страшного Суда, который не так уж страшен, потому что вполне заслужен. То есть – до Воскресения.

Между кладбищем памяти и воображением как смертью наша душа отрывается от тела ежемгновенно: мы – живем.

Тайна, запирающая для нас вход и выход, рождение и смерть, и есть тот дар, та энергия заблуждения (по определению одного русского графа), с которою мы преодолеваем Жизнь, чтобы выполнить Назначение.

И в этом смысле бессмертие нам – назначено.

Там мы обретаем своих».

– Спасибо, что приехал, сынок… Знаешь, что я хотел бы? Я хотел бы снова жениться на твоей матери.

5-016

– Что же вы к нам сразу не обратились, – с укоризной сказал консул. – Все могло быть значительно проще. И обошлось бы дешевле.

Консул был такой человек-пробор. Пробор был основной чертой его лица, оттого обращен он был к собеседнику всегда одной стороной, будто существовал в отдельном, своем, двухмерном пространстве.