Преподаватель симметрии

Вошел отец без стука, и запертая на все замки дверь была ему нипочем.

Промокший насквозь, весь в каплях дождя.

Сын даже выглянул за дверь: никакого такого ливня…

– Так, значит, мы сюда пришли? – сказал он без большого удивления. – Мать дома?

Сын удивился больше, обнаружив себя в лондонской квартире.

Мать была, по-видимому, в министерстве.

– Я голоден, – сказал отец.

Был он в одних подштанниках, но не это было удивительно.

Удивительно было, какое молодое, даже юное тело было у отца. Как капли по нему живо сбегали.

Они прошли на кухню – они и были на кухне.

Сын пытался разогреть макароны.

– Ничего, так пойдет.

Отец жадно поедал макароны, с ножа; они соскальзывали, сыпались обратно. Он успевал, однако, – все время жевал и говорил все время…

– Видел твою Бруну…

Сын уже ничему не удивлялся:

– Ну и как она?

– Ничего. Запутанный случай… Ждет тебя.

– Простила?.. Несчастный случай или…

Отец лишь пожал плечами. Сын похолодел от предчувствия:

– И… скоро?..

– Что скоро?

– Будто не понимаешь. Скоро она… ждет?

– Не-а, – жуя, сказал отец. – Не так и скоро… по-вашему.

– Не понял…

– Ты знаешь, я тоже долго не все понимал, а теперь понял.

– Что ты понял, отец?

– Что все так, как есть.

– То есть как?

– Один к одному.

– То есть?

– Несправедливость происходящего совпадает со справедливостью мироустройства.

– И все?

– А что может быть еще?

– И впрямь… Ну а как там?

– Да я там редко бываю. – Он произнес это с такою небрежностью!

– Куда ты делся? Тоже запутанный случай?..

– Долго объяснять. Потом. Мне пора.

– Куда тебе теперь-то спешить?

Отец рассмеялся:

– Через пять минут Израфель опять зарыдает.

А я и так не просыхаю…

– Пап, ну скажи хоть, сколько…

Тень улыбки… и отец молча выбросил два пальца.

Как он проглотил последнюю макаронину, как исчез… одному – кому? – известно.

Одно точно: был отец свободен как никогда. А когда он был НЕ свободен?

И был он… счастлив, что ли?.. А когда он был НЕ счастлив?

2-003

Самой ценной вещью у отца в сундуке был сам сундук.

«Вот она, вещь в себе!» – улыбнулся сын.

Не лишена любопытства и сама попытка его описания…

Извольте. Отчего бы и не описать вещицу…

Он напоминал комнату, в которой стоял. Комната же напоминала квартиру, в которой находилась. Двойное дно в квартире объяснялось проще, чем казалось бы.

Чертеж словами, оказывается, труднее описать, чем картину.

Чтобы войти в описание, надо подняться два марша по лестнице на бельэтаж. Дверь окажется справа. За дверью будет маленькая прихожая, из которой налево будет дверь в небольшую кухню (она же столовая), а уже из кухни – дверь в большую комнату (гостиная, она же спальня). На кухне – плита и стол с лавкой, в гостиной – кровать и распятие.

Направо из прихожей будут две дверцы: одна в ванную комнату (ванная, душ, туалет), другая – в пресловутый шкаф (с секретной лестницей), и там, внизу (семь ступеней), еще комнатка, поменьше, третью часть которой (кроме топчана, столика и стула) и занимал наш сундук. В этой комнатке еще и окошко было!

Именно в этом окошке и увидел (вернее, НЕ увидел) он впервые Мадонну…

Теперь она наполняла наверху ванну.

Как ни напрягал Бибо свое пространственное воображение, ему не удавалось представить, где же эта нижняя комнатка (в которой он в данный момент находился): под ванной или под лестницей? – она исчезала из пространства.

Она исчезала, и он вместе с ней: сундук был тоже своего рода пространством.

Темно-коричневым. Весь кожаный, хотя и твердый. Внутри из дерева (если постучать). Стенки и крышка – красиво-рифленые, углы обиты особо прочной кожей. Огромный. Человек бы в него легко поместился (в утробной позе). Две кожаные ручки по бокам (чтобы нести вдвоем). Металлические язык и петля для замка.

Замок – был. Серьезный, кованый. Но без ключа.

«Париж» – было оттеснено на крышке. И еще: «Туристский».

Французского, значит, производства… Представив себе двух носильщиков, согбенных под его тяжестью, сын опять улыбнулся.

Повертев замок (ключ оказался не нужен: он не был закрыт), сын поднял крышку.

Наверху лежали длинная юбка (подрясник?) и сандалии…

Под ними – ничего, сразу дно с прихотливыми пустыми отделениями, как в шкатулке. И лишь в одном – мешочек ржавых использованных лезвий.

Внутренняя сторона крышки была вся оклеена.

Спаситель, Мадонна, святой Георгий.

Этикетки виски (шесть сортов).

Спаситель с Отцом (Мазаччо). Святая Троица (Рублев).

Фотографии младенцев (шесть разных одного возраста).

Фотографии шести красавиц (все разные!). Одна из них…

Три фотографии одного и того же мальчика (разного возраста)…

Бибо узнал себя и захлопнул крышку.

Так и застыл, с сандалиями в руке.

2-004

Все очень ловко у него получилось.

Пока она, раскрыв рот, бродила по замку, гипнотизируя фамильные портреты, лаская рыцарей и китайские вазы, он перебирал у бабушки в шкатулке, что бы ей подарить взамен.

Не это и не это… А это уж слишком…

Скоро они придут! Ее надо было увести до этого.

Замена, измена… Бабкины цацки перевешивали.

– Ты знал, что их нет дома? – Он не услышал, как она подкралась. – Какая прелесть!

– Хочешь, возьми… – сказал он ломающимся голосом.

– Это слишком. Это не твое.