Преподаватель симметрии

– Эх ты! – в сердцах всплескивал руками отец, причем так ловко, что не столько смахивал, сколько подхватывал бутылку виски. – Знать такие вещи надо! А это хоть что?

И если сын наконец догадывался, что это бабочка, то это оказывалась долина Евфрата. А если он полагал, что это русло реки, то это был скелет селедки…

Отец скромно имел в виду книгу всей жизни – «Сравнительную географию»! Как у Плутарха, но несколько шире… От описания параллельных стран он перейдет к параллелизму всех форм Творения!

– Ты даже не представляешь, как похожа Исландия на Монголию! И никто из них не подозревает об этом…

– Папа, а можно я сам?.. – робко попросил сын, и отец вдруг осекся, засмущался, засуетился, стушевался…

– Конечно, конечно, сынок…

И пока сын возился с увеличителем, пытаясь навести на резкость безнадежно расплывчатую фигуру на берегу, отец выключил свет, включил красный фонарь…

Сын разглядывал первый самостоятельно полученный отпечаток – это был не иначе как сам отец. Улыбающийся во всю ширь, вроде даже вытанцовывающий на берегу, босой, почему-то в женском платье…

– Папа! Смотри, это ты!..

Но, когда он промыл снимок и включил свет, перед ним был лишь бледный засвеченный отпечаток, и будто отец растерянно моргал глазами, как на яркий свет, будто застигнутый врасплох, застенчиво и даже виновато улыбаясь, обратив на сына свое ослепленное лицо.

Самого его не было.

Его нигде больше не было.

Мать только всхлипывала, и саквояж его исчез.

«Я убью его! Убью, убью!» – сказал мальчик.

Потом он сделал вот что. Вернулся в ванную комнату и тщательно прибрался. В бутылке еще оставалось. Он примерился и изрядно отхлебнул. Первый в своей жизни глоток виски… А когда продышался, то плюнул в ванночку с жидкостью цвета виски, в которой только что проявился его отец, и слил в раковину.

«Вылитый отец…» – усмехнулся он.

Часть вторая Бритва Оккама

2-000

– Ну вылитый отец!.. Куда ты без паспорта и без денег? Босой?.. Дождался бы Бьянки-Марии.

– А что она может, твоя Белая Мери?

– О, она многое может! Я-то ведь из дома не выхожу, всегда на одном месте. А она толковая девочка…

– Толковая… А я все-таки пошел!

– Ну что с тобой делать?.. Подожди! У меня остались кое-какие его вещи.

– Чьи?

– Твоего отца, чьи же еще.

Так, значит, именно здесь он жил…

Так вот что прятал полицейский под своей ухмылкой.

Он сразу обратил внимание на эту дверцу у Мадонны, рядом с туалетной комнатой… Подумал еще: встроенный платяной шкафчик. Куда, действительно, в такой тесной квартирке вещи девать?

Он так и подумал, когда, упомянув про вещи, Мадонна направилась к дверце… Но шкаф оказался совершенно пуст. Глубок, высок внутри, но – пуст.

Странность эта разрешалась просто, но тем более неожиданно: пол в шкафу был не пол, а люк.

У него уже бывал такой сон…

Будто он в своей квартире открывает еще комнату. Такую неожиданную, подлестничную, почти чуланчик, почти даже гробик. Такую одновременно желанную, уютную, свою. Удачу два на три. Чтобы влезли койка, столик и стул. И окошко вдруг есть, не успеешь подумать о нем… Виват, одиночная камера! Приват-камера… Серебряная коробочка с серебряным порошком. И так все просто: три ступеньки вверх или вниз, потом повернуть… а там дверца или даже так, без дверцы… Вдруг. Всегда там была, никто не знал, не замечал – как так получилось? А вот получилось, и все.

Тесновата была все-таки лондонская квартира после замка.

После.

2-001

Ступенек в шкафу было больше, чем три.

Их было семь.

Наверху зашумела вода: Мадонна наполняла ванну.

«Ей бы хватило и одного стакана…» – подумал Бибо.

Его очень рассмешило представление о том, сколько в ванну помещается воды, а сколько Мадонны.

Воспоминание о трубе А и о трубе Б, через которые наполняется и опорожняется некий бассейн, будто совпадало с причудливым устройством квартиры.

Школьные воспоминания Бибо, насколько мы помним, были печальны и тоже каким-то образом совпадали с тем делом, которым он теперь занимался.

Он разбирал сундук отца.

Сундук был настоящий сундук.

Школьные воспоминания – о юбке.

«Наверно, матери просто нравилось ревновать…» – подумал вдруг он.

Глупейшая была история!

Девочкам в Итоне было не положено. И в этом смысле закрытое было заведение. Поэтому была одна. Дочка смотрителя. В нее были влюблены все, а она, как оказалось, в одного лишь Бибо.

Он же ее не замечал.

А когда заметил, было уже поздно.

Такая уж она была рыжая. И звали ее некстати – Бруной.

Но любили они друг друга сильно. Только негде было.

И в погребе, и на сеновале, и в конюшне, и под лестницей, и в анатомическом классе – повсюду либо тренер, либо смотритель со своей колотушкой.

На Рождество их отпускали домой, а она отпросилась навестить тетушку.

Он был готов где угодно, хоть и у тетушки. Уже у дверей она передумала:

– Ты мог бы меня познакомить со своей мамой?

– Конечно. – Голос его прозвучал фальшиво.

Он не мог.

И потому что он НЕ мог, потому что она на него посмотрела так, что он понял, что она поняла, что он понял, что она понимала, он тут же повез ее в замок, несмотря на все ее сопротивление.

«Лишь бы успеть…» – думал он.

2-002