Преобразователь

Угроза сработала бы, будь я ученицей. Даже ученик с одной лентой согласился бы и был бы рад второму шансу. Работа, еда и комната не бросались из-за страха. Конечно, настоящий ученик не знал бы, что означает второй шанс. У меня не было выбора. Тали говорила, что важные исцеления проходили наверху, она закатывала глаза, будто простым ученикам не позволяли ходить «наверх».

Это, видимо, изменилось.

Если я соглашусь, меня отведут туда, но если исцеление будет таким же, как с девочкой, я получу столько боли, что не смогу помочь Тали. Отказ вышвырнет меня отсюда, и я вряд ли смогу пробраться обратно. Лучше спасти ее сейчас, но это будет рискованно.

Старейшина широко улыбнулся.

— Выбирай с умом.

Невозможные слова.

ДЕВЯТЬ:

— Ты Целитель или нет?

Стоило ли это риска?

— Я Целитель, — сказала я, не пряча дрожь в голосе. Страх — это хорошо. Страх означает податливость, это Старейшины любили.

— Отлично, — Старейшина постучал пальцами по моей спине, подталкивая меня туда, куда я не хотела идти. — Романелы будут рады.

— Но, Старейшина Манков, она нужна здесь.

Старейшина прищурился, глядя на главу исцелений.

— Переломы и порезы ведь не важнее серьезной раны?

— Нет, сэр. У нас мало рук, да, — фальшивая улыбка. — Может, вы ее вернете сюда, когда она закончит?

— Конечно.

Мы прошли мимо кроватей, полных боли, к закрытым комнатам, по лестнице к агонии. Шаги отстукивали секунды, что у меня оставались, а я не могла сбежать, может, меня ждет такой же конец, как Тали.

Мы остановились у двери. С этой стороны никто не мог понять, что ждет за ней.

Я напряглась, готовая побежать по лестнице.

Старейшина открыл дверь и толкнул ее. Три человека. Мужчина стоял в стороне, две женщины лежали на соседних кроватях.

— Вы сказали, одно исцеление, — я скривилась. Рот стоило держать на замке.

— Да. Сестры. Та, что слева, была в сознании, когда брат принес их. Она отказалась отпускать другую сестру, хоть мы и не можем ей помочь.

— Она мертва? — она так не выглядела. Бледная, но не с восковым отливом.

— Близка к этому. Мозг раздавлен. Мы ничего не можем поделать.

Дар, если я готова это принять. Я посмотрела на лестницу. Тали была где-то там, мне нужно было пробраться. Разве не лучше сделать это с сопровождением? Я посмотрела на сестер, цепляющихся друг за друга даже при смерти. Ее сестра могла спасти мою.

Я прошла, сердце колотилось, кожа потела, кости дрожали. Будь сильной ради Тали. Звучало почти как голосом мамы, но я знала, что мама сказала бы мне бежать. Спасти хоть одного ребенка, чтобы горевать по другому. Бабушка сказала бы схватить стул и ударить о чью-нибудь голову, но она говорила это с пословицей, так что звучало не так грубо. Если бы тут был папа, его бы послушались. У него были очень широкие плечи. В три меня.

Брат выступил вперед с надеждой и отчаянием, какие я видела так часто за последние дни.

— Ты можешь ее спасти? Можешь?

— Могу.

Глаза Старейшины расширились, он улыбнулся, успокаивая. Для брата, а не для меня. Я для него была лишь ходячим пинвиумом.

— Татса — одна из наших лучших. Она постарается, но помните, что не все раны можно исцелить.

— Прошу, спасите ее.

Я закрылась от его страха и надежды. Мне хватало своих.

Старейшина смотрел, как я опускаю ладони на голову и сердце, как все ученицы делали. Я скривилась, и не для вида. Множество переломов. Несколько кровотечений, теперь я умела их ощущать. Несколько ран, они были хуже, чем у девочки, которую я спасла пару часов назад.

Мне не нужно было проверять умирающую сестру. Я видела отсюда ее разбитую голову и серо-розовую жидкость, текущую оттуда. Удивительно, что она еще не мертва. Или это везение.

Старейшина и брат склонились, словно ожидали моих слов.

— Все плохо, но, думаю, я смогу ее исцелить.

Брат зарыдал, радость и надежда были такими сильными, что задавали страх. Старейшина пытался скрыть улыбку, но я видела ее в уголках его тонкого рта. Им за это, наверное, много платили. Он повернулся к брату и положил ладонь на его плечо.

Пока он отвернулся, я сунула руку под почти мертвую сестру, прижала пальцы к ее остывающей коже так, чтобы Старейшина не видел. Другую ладонь я оставила на сердце живой сестры. Я должна быстро переместить ее боль умирающей сестре, пока он не повернутся ко мне. Глубокий вдох, быстрая молитва, и я потянула.

Жаркая боль, ослепляющая агония полилась в меня. Я гнала ее по себе в другую сестру, став проводником. Я заскулила, позволила себе кричать. Здесь не было пугливых, Старейшина знал, что я буду кричать.

Одна сестра была спасена. Другая умерла. Мне нужен для Тали лучший исход.

Крича, я рухнула на землю и сжалась. Заставила пальцы согнуться, как когти. Заставила ноги дрожать. Играла так, как и ждал Старейшина.

— Сжальтесь, Святые! — с ужасом выкрикнул брат. Я была рада, что спасла ему сестру.

— Б-больно… спасите… — скулила, стонала и корчилась я. Как сильно нужно играть?

— Нет, нет, это нормально для такого исцеления, — соврал Старейшина, схватил брата за плечи. Удерживал его? Он вполне мог броситься мне на помощь. — Она будет в порядке.

— Она так не выглядит!

Я закричала еще раз.