Оперативная группа заседала ежедневно, а в первые дни и по два раза. В комнате заседаний оборудовали ВЧ-связь усилителями, чтобы все присутствовавшие могли слышать переговоры с Чернобылем. Любой вопрос из этой зоны решался немедленно. С нами работали все, кто мог хоть чем-то помочь, что-то подсказать. Любой запрос удовлетворялся сразу. Сегодня я просматриваю записки, которые вел по старой своей привычке на каждом заседании: более четырехсот конкретных вопросов разрешили мы. Или скажем точнее: помогли разрешить, сделали решение возможным.
Не могу еще раз не процитировать магнитофонный «дневник» академика Легасова:
«Я не знаю ни одного ни крупного, ни мелкого события, которое не было бы в поле зрения Оперативной группы Политбюро. Должен сказать, что ее заседания, ее решения носили очень спокойный, сдержанный характер, с максимальным стремлением опереться на точку зрения специалистов, но всячески сопоставляя точки зрения различных специалистов. Для меня это был образец правильно организованной работы… При этом в своих решениях Оперативная группа стремилась всегда идти по пути максимальной защиты интересов людей».
Полагаю, безвременно ушедшего из жизни академика вряд ли можно заподозрить в верноподданнической любви к формально партийному органу. Слова Легасова до сих пор остаются лично для меня лучшей наградой.
Увы, но гражданские власти в первые дни очень скверно справлялись с «защитой интересов людей». Медицина оказалась попросту неготовой к работе в экстремальных условиях, когда счет шел даже не на часы — на минуты. И вновь пришли на помощь военные: началась мобилизация резервистов, как это в нашей армии принято, в законсервированные медицинские батальоны, готовые мгновенно развернуться по тревоге. Она уже была — тревожней не помнили. Пять полностью укомплектованных батальонов сумели сделать многое из того, что должны были делать гражданские медики.
Грустно становится, ибо кто вошел в резервные батальоны? Да гражданские же медики и вошли! Что же это мы — без палки, пусть простят меня военные за вольный термин, работать не умеем? Собранности не хватает? Ответственности? Дисциплины? Хорошо, что у армии все эти качества окончательно еще не вымерли. Однако нынче дело идет к тому, что эти традиционные ее свойства катастрофически теряются. В ней, как и во всем нашем обществе, процветают воровство, коррупция, расхлябанность. Армия является частью общества и не может существовать вне его. И пороки общества являются и ее пороками.
А ведь это не само собой произошло. Вот уже несколько лет целенаправленно идет дискредитация и разложение Российской армии. Человек в шинели в нашей стране всегда был последней надеждой, опорой и символом защиты соотечественников. Сейчас же армейские танки в упор, прямой наводкой расстреливают свой же парламент…
Вернемся к теме главы. Столь же бездарно «прокололась» и наша прославленная гражданская оборона. Ненужными оказались все эти пресловутые занятия с примеркой противогазов и разглядыванием плохо нарисованных плакатов. Верно сказано: гладко было на бумаге… В теории наши «гэошники» куда как заматерели, а в реальности выгоняли на зараженные улицы поливомоечные машины — щетками пыль скрести. Пришлось увеличить численность военных химиков в зоне поражения, и они не подвели.
Лекарств, как и следовало ожидать, пугающе не хватало. Первого мая, если не ошибаюсь, мы приняли решение о закупке их за рубежом. Пятого мая продавцы уже были найдены, и лекарства начали поступать в страну.
Я позволю себе сделать небольшое отступление от хронологии событий. Только что было сказано о закупке лекарств. Подобные решения принимались и по приобретению техники за рубежом: роботов, специальных кранов, химических реагентов и т. д. И за все это надо было платить валютой. Затратили примерно 60 миллионов инвалютных рублей, или по тогдашнему курсу 100 млн. долларов.
Меня угнетал и возмущал неприкрытый цинизм западного «цивилизованного» общества. Оно не только не оказало материальной поддержки, но даже сочувствия не выразило. К нам относились в то время как к прокаженным. И только отдельные организации, специалисты и предприниматели предложили свою помощь.
Несколько позже в беседе с премьер-министром Швеции И. Карлссоном я выразил недоумение.
— Вы на Западе должны благодарить нас, — сказал я. — Никто и никогда не застрахован от планетарных катастроф, в том числе и в ядерных делах. Наша страна и народ испытали весь этот ужас, но мы и накопили бесценный опыт, который нужен всем, всему миру. То, что произошло у нас, — это наш крест, а то, что Запад стоял в стороне в то время, — дело вашей совести.