Мне стыдно даже вспоминать, как издевалась на Верховном Совете СССР над этим пожилым уже человеком, участником Отечественной войны, Героем Советского Союза известная «воительница с привилегиями». Да только ли она, только ли над ним? Неужели не снится он ей сейчас по ночам? Прости их, Сергей Федорович, может, и впрямь не ведали, что творили? Как же несправедливо, что боевой маршал, битый-перебитый, все знавший и все понимавший, умный и честный человек, вынужден был в августе 91-го года так ужасно уйти из жизни! Или его вынудили уйти?..
Ночью Б. Е. Щербина позвонил вновь. Я ему передал разговор с Ахромеевым, он в ответ сообщил о решении Комиссии экстренно эвакуировать жителей Припяти — городка, который вырос рядом со станцией: радиационный фон там превышал норму. О сне в эту ночь даже не думалось. Проклятое состояние пассивного ожидания нарушали, к счастью, деловые звонки Щербины, на которые я прямо-таки бросался, пугая жену.
А в это время по ночным дорогам в Припять шли автобусы, их было больше тысячи. Украинские железнодорожники пригнали в Припять три спецсостава. Комиссия, в которую на месте вошли представители соседних с Чернобылем районов, спешно определяла ближайшие пункты для временного расселения эвакуируемых.
Эвакуация началась в воскресенье в 14.00, и ровно через три часа в Припяти не осталось никого. Сорок тысяч человек покинули свои обжитые дома, бросили хозяйство, добро, собираемое годами, ушли в неизвестность.
В понедельник 28-го состоялось заседание Политбюро. Я докладывал первые результаты работы Правительственной комиссии. Естественно, сказал об эвакуации. О ситуации на станции: четвертый блок разрушен, третий остановлен, первый и второй работают, хотя радиоактивное загрязнение там достаточно высоко.
Вертолетчики во главе с генералом Антошкиным начали облет взорвавшегося блока. Установили, что реактор и реакторный зал полностью разрушены, куски графитовых блоков выброшены взрывом на открытые площадки. Из жерла реактора на сотни метров встал белый столб дыма — видимо, от сгоревшего графита — а внутри остатков реактора отчетливо видно малиновое свечение.
Главный вопрос — продолжает ли реактор работать, то есть идет ли процесс накопления радиоактивных изотопов, — решен был отрицательно: Легасов подобрался к реактору на бронетранспортере и лично убедился, что реактор «молчит». Но продолжает гореть графит, процесс этот долог и чрезвычайно опасен. Идет поиск средств для надежного гашения…
Всем было ясно, что ситуация сложилась и впрямь чрезвычайная, опасная не только для Чернобыля. Экология всей европейской зоны страны оказалась под серьезнейшей угрозой. На следующий день была образована Оперативная группа Политбюро, взявшая под контроль ситуацию. Возглавить Группу поручили мне.
Сейчас можно, вероятно, кинуть в нас очередной камень: мол, еще одно партийно-государственное бюрократическое формирование вместо дела. Мол, не заседать надо, а действовать… Еще раз напомню: беда случилась в начале 86-го, авторитет Политбюро был непререкаемым. Только его именем можно было задействовать все и всех в стране, а события, понимали мы, шли к тому.
Один пример. Довольно быстро Комиссия Щербины (опять же Легасов предложил) нашла способ тушения реактора: забрасывать свинцом с воздуха. И один мой телефонный звонок заставил повернуть на Чернобыль все железнодорожные составы на дорогах страны, груженные свинцом. Сразу! И никто не посмел возражать…
Да, в беде, в условиях катастрофы мы умеем работать, Умеем делать все, что необходимо, без лишних понуканий.
Но, во-первых, страна тогда, в последние дни апреля 86го, еще плохо представляла себе, что несет с собой чернобыльский ад, все еще только начиналось. Аврал в те часы существовал лишь для тех, кто понимал истинное положение дел.
Даже в городе энергетиков Припяти в ночь на субботу праздновали свадьбы, да и сама эвакуация прошла легко, без особого трагизма. Кое-кто даже на своих автомобилях уехал: дозиметрический контроль еще не встал на дорогах. Справедливости ради добавлю, что ко дню эвакуации уровень загрязненности города был все-таки не слишком опасен.
Нет, поверьте мне, опытному производственнику, умевшему разбираться в уровне руководящих приказов: если известно, что во главе стоит Политбюро, любой исполнитель любого ранга сделает все беспрекословно и точно. Это и есть «во-вторых» и в главных… И что бы ни говорили сейчас о Политбюро, это был коллективный орган. Решения его были обязательны для исполнения. Да, такова была система. Но простите меня за кощунство, слава Богу, что Чернобыль случился не нынче, а тогда…