Преломление. Наука видеть иначе

Несколько лет назад мы с двумя товарищами, Марком Литгоу и Марком Миодовником, имели честь стать первыми учеными, представлявшими свои «произведения искусства» в галерее Хейворд на Южном берегу Темзы, в Лондоне. Там проходила ретроспектива работ Дэна Флавина — художника, о котором я упоминал, рассказывая о Шеврёле и использовании эффекта восприятия цвета при создании произведений искусства. Нам троим выделили целую комнату… в самом конце галереи. Моя инсталляция представляла собой огромный кусок прозрачного оргстекла, подвешенного под потолком высотой 20 метров в метре от пола. В него были вставлены небольшие квадратики из белого оргстекла, и вся конструкция производила впечатление парящей сетки из белых квадратиков. Она висела в полутора метрах от стены, на которой было натянуто огромное белое полотно. Спереди, по сути, моя работа была некой версией «Белого на белом», потому что белые квадратики были расположены на фоне белого полотна.

Но это еще не все. Внутри помещения мы подвесили пять больших прожекторов: центральный — белый, четыре остальных — со светофильтрами разного цвета. Спрятанный наверху, на специальной полке, компьютер управлял освещением так, чтобы красные, голубые, зеленые и желтые квадратики перемежались белыми. В результате каждый висящий в воздухе белый квадратик бросал на белое полотно две тени. Одна тень получалась только благодаря цветному свету, а вторая — только белому. Естественно, цветная тень была того же колера, что и свет, который ее образовывал, потому что он был единственным, падающим на определенное место фона. Интересно, что та часть, на которую направлялся только белый свет (то есть «белая тень»), совсем не была белой, а противоположного цвета второй тени. Если на полотно падали белый свет и красный, то «белая» тень была зеленой! Белые квадратики висели на таком же фоне и смотрелись выпуклыми — получилась объемная версия «Белого на белом» и одновременно отсылка к теням Гёте. Но также это была и попытка поиграть собственно с идеей белого. Дэн Флавин называл их «побочные цвета», они появлялись в его работах там, где на самом деле не было никаких цветов. (Вы можете самостоятельно воссоздать это с помощью обычных настольных ламп, серого светофильтра на одной и цветного — на другой. Направьте их на белую стену, чтобы следы лучей перекрывались. Затем расположите руку так, чтобы она оказалась на пути обоих лучей и на стену падали две тени от руки. Цвета, которые вы видите, напоминают, что главное — контекст.)

Церемония открытия была невероятно волнующей, но обернулась небольшой катастрофой. Сотрудники Хейворда намучились с лампочками Флавина, которые постоянно взрывались, а в итоге вырубилось все электричество. Как результат — сломался мой компьютер, и это означало, что не будет никакого света, чтобы проявить мою экспозицию. То есть никаких теней, более того — вообще никакого освещения. Мало того что этот провал испортил мне настроение, так и происходило все на глазах у сотен человек, элиты современного искусства. А моя работа… как бы сказать… стала неисправной. Так было до тех пор, пока ее не пришли осматривать, потому что «неисправность» — как раз дело вкуса (в конце концов мы были в галерее искусств).

У дальней стороны черного пространства стоял я, прислонившись к стене, и уныло думал, не повесить ли табличку: «Не работает». Справа был расположен вход в помещение (совершенно черное, за исключением белого полотна), через приоткрытую дверь внутрь просачивался мягкий свет и падал на мою экспозицию. В результате на фоне появлялась едва заметная тень. Именно в этот момент туда вошли два человека, по виду настоящие художники, и остановились перед инсталляцией. Они стояли… стояли… смотрели… двигались… думали. Затем один из них начал «объяснять» второму, что происходит. Описание было весьма занятным: «Обратите внимание на едва уловимую игру света, а также тени, создающие форму, которая выступает на фоне другой; они показывают образ различия в сходстве, в красоте едва заметной разницы. Это великолепно!»

Конечно, это только моя композиция вышла из строя, но никак не восприятие ее людьми. Их способность к переосмыслению опыта спасла мой собственный опыт и более того — заставила его переосмыслить. Безусловно, они как-то понимали мое творение. Откуда им было знать, что оно не работает как задумано? Их мозг создал значение, поэтому они не знали, что все пошло не так.

Экспонат спасло заблуждение.