Кейт не пожелала анализировать и размышлять над этим всплеском эмоций. Она сосредоточила свое внимание лишь на ощущении радостного освобождения от тягостного груза. Но в ту же секунду в голове мелькнула тревожная мысль: «А не превращаюсь ли я в типичную жеманную женщину Нижней Шотландии? Они ведь живут и дышат исключительно для того, чтобы одобрять поступки своих дорогих мужей». Несмотря на это, Мэри была готова пожертвовать даже собственным достоинством, только бы все стало по-прежнему. Охваченная столь противоречивыми чувствами, она потупила глаза.
Адам наклонил голову и внимательно посмотрел на нее.
— Ну, а теперь что, дорогая?
— Нет, нет, ничего. Просто я очень смущена. Ты недавно выглядел таким суровым и сердитым, а сейчас…
— Все позади, любимая. Даю слово, подобного не повторится. Кроме того, мне скучно без тебя… Кстати, я голоден, как бездомный пес. Давай спустимся вниз и вместе поужинаем.
После трапезы они мирно расположились в гостиной. Он протянул свои длинные ноги к горящему камину и полузакрыл глаза, блаженствуя в тепле и уюте, а она, усевшись около стола со свечами, погрузилась в работу, что-то делая со шнурком для колокольчика. Ни Адам, ни Мэри ни словом не обмолвились о Сусанне, хотя Кейт и интересовало, почему не видно этой служанки. Но спросить она не могла, так как боялась, что Дуглас неверно истолкует проявление подобного любопытства. Мэри лишь искоса посматривала на мужа, не отрывая глаз от работы. Адам окончательно смежил веки, погружаясь в дремоту. Словом, все было прекрасно, и никому не хотелось нарушать тишину.
— Дорогой, — наконец произнесла Кейт, потревожив блаженный покой супруга.
— Да, любимая, — невнятно пробормотал он.
— Ты засыпаешь?
Дуглас лениво и с наслаждением потянулся.
— Нет, я бодрствую, но здесь так тепло… Тебе на самом деле хочется возиться с этой безделицей? Может, сыграем в шахматы?
Вздохнув, Мэри отложила рукоделие в сторону.
— Честно говоря, мне нравится твое предложение. Это занятие никогда и ни при каких обстоятельствах не надоедает.
Он поднялся, чтобы принести шахматы.
— Можешь не торопиться, — на ходу бросил Дуглас. — Я ведь не знаю, как ты поступишь с этой вещицей, когда закончишь ее.
— Скорее всего, повешу на стену. Адам, а почему бы нам не установить звонок? Прямо вот здесь… Помнишь, как в доме моего отца?
Дуглас неопределенно пожал плечами.
— Зачем? Наши слуги не сидят на одном месте. Они снуют по замку взад и вперед в течение всего дня. Пространство огромное… Вряд ли кто-либо услышит звонок. — Он подвинул поближе инкрустированный столик и принялся доставать шахматные фигуры из расшитого узорами мешочка, расставляя их на доске. — Почему бы тебе не отослать этот гобеленовый шнурок вместе с колокольчиком старине Дункану в качестве новогоднего подарка?
— О! Великолепная идея!
Мэри окинула взглядом свои белые фигуры и сделала ход королевской пешкой.
Прежде чем отреагировать на ее восклицание, Адам внимательно посмотрел на жену.
— Извини, — спокойно произнес он, — но мне хотелось бы знать, что тебя так мучает.
— Меня?
— Ты сидишь и очень пристально изучаешь мое лицо с тех самых пор, как мы вернулись в эту комнату. Итак, в чем причина?
— Я совсем не смотрю в твою сторону.
— Не имеет значения. И все же, девочка моя, сделай так, чтобы мне не пришлось снова раздражаться по пустякам.
— О Боже! Ну, хорошо. — Кейт с опаской взглянула на мужа. — Мне бы хотелось знать, что произошло с Сусанной Кеннеди.
— И только? — удивился Адам. — Ответ прост. Я отослал ее домой.
Навстречу королевской пешке Кейт двинулась его шахматная фигура.
— А как поведет себя отец несчастной? Он же придет в ужас от ее поступка и — как она сама говорила — заставит дочь исповедоваться в грехах.
— Успокойся, родная, я не бросил Сусанну на произвол судьбы и не отрекся от нее. Кеннеди в курсе, что она носит моего ребенка. Поэтому он не осмелится и пальцем дотронуться до дочери или осудить ее поведение. Оставаться там для Сусанны не совсем безопасно, но больна мать, а сестры Эллин нет дома. Хочешь или не хочешь, пришлось отправить ее для ухода за больной.
— Боже! Элспет больна? Нам следует что-то предпринять.
— Не стоит. Иначе Кеннеди снова начнет колотить своих домашних. Этот человек — самое настоящее животное.
— Ясно, — обронила Мэри, и ее глаза сузились от гнева. — Значит, ты не одобряешь действия мужчин, избивающих своих жен?
Движением бровей он выразил согласие с такой точкой зрения.
— Видишь ли, в случае с Элспет все выглядит… несколько иначе… У нее подбит глаз, рассечено лицо. Есть подозрение, что у нее сломано пару ребер.
— Господи! — невольно вырвалось у Мэри. — Полагаю, ты… Нет! Это невозможно!