Прелесть

Тварь задрожала в предвкушении, мысленно пустила слюни.

Заклинание не подвело. Перемещение удалось. Это другой мир.

Причем другой в самом лучшем смысле. Он настолько полон жизни, что в воздухе стоит ее звон. Возможно, здешняя дичь не слишком быстро бегает и не слишком ловко прячется.

Встретившись под огромным дубом, волк и медведь завели неспешный разговор.

— Слыхал я, — сказал Люпус, — что убийства не прекращаются.

— Очень странные убийства, браток, — проворчал Косолапый. — Умертвить, но не съесть? Не понимаю, как так можно.

— Это символические убийства, — пояснил волк.

Косолапый покачал головой:

— Только не пытайся меня убедить, что такие бывают. Эта новая психология, которой нас учат собаки, слишком уж далеко зашла. Есть только две причины для убийства: ненависть и голод. Меня не застанут за расправой над тем, кого я не собираюсь слопать. — Он поспешил оговориться: — Но ты же знаешь, братишка, что я на убийство никогда не пойду.

— Конечно знаю, — подтвердил волк.

Косолапый томно закрыл глаза-бусинки, потом открыл и подмигнул:

— Хотя, что греха таить, иногда не отказываю себе в удовольствии перевернуть камень да слизнуть пару-тройку муравьев.

— Вряд ли собаки могут счесть это убийством, — рассудительно произнес Люпус. — Все-таки насекомые кое в чем отличаются от зверей и птиц. Нам еще никто не говорил, что нельзя убивать насекомых.

— А вот тут ты ошибаешься, — возразил Мишка. — В Каноне четко сказано: недопустимо губить живое существо. Никого нельзя лишить жизни.

— Наверное, так и есть, — постным тоном согласился волк. — Наверное, ты прав, брат. Но ведь даже собаки не больно-то нянчатся с насекомыми. Как думаешь, почему они вечно пытаются улучшить антиблошиный порошок? И что значит «антиблошиный», а? Он уничтожает блох. А блохи — живые существа. Значит, их тоже недопустимо губить.

Косолапый сердито прихлопнул зеленую мушку, жужжавшую возле его носа.

— Хочу прогуляться до пункта питания, — сказал волк. — Ты со мной.

— Я не голодный, — ответил медведь. — Да и рановато еще для обеда.

Люпус облизал морду длинным языком.

— А я иногда забредаю туда будто ненароком, и дежурный вебстер дает мне подкрепиться.

— Советую не расслабляться, — предостерег Косолапый. — Просто так он добавку не даст, у него наверняка какой-то умысел. Не верю я вебстерам.

— Этого можно не опасаться, — возразил волк. — Он хлопочет на пункте питания, хотя мог бы этого не делать — с такой службой любой робот справится. Однажды пришел и попросил какое-нибудь дело. Сказал, надоело ему мыкаться в этих протухших домах, ведь там никаких занятий, кроме игр. И теперь с нами водится, знай болтает да смеется, как будто он один из нас. Этот Питер — хороший джо.

— Слышал я от одной собаки, — прорычал медведь, — что Дженкинс говорил, будто вебстер — это неправильное название. Мол, на самом деле они не вебстеры. На самом деле они человеки…

— Что такое человек? — спросил Люпус.

— Откуда мне знать? Я просто говорю то, что собака от Дженкинса…

— Дженкинс, — перебил медведя Люпус, — уже совсем старый, у него ум за разум зашел. В его голове столько всего накопилось за тысячу лет…

— За семь тысяч, — поправил медведь. — Собаки хотят его день рождения отметить на славу. Новое тело готовят в подарок. Старое-то вконец износилось, раз в два месяца, а то и раз в месяц, надо чинить. — Косолапый с глубокомысленным видом покачал головой. — Люпус, а ведь что ни говори, собаки о нас неплохо заботятся. Расставили пункты питания, присылают медицинских роботов, все такое. В прошлом году разболелся у меня зуб, просто мочи не было терпеть…

Волк перебил медведя:

— Но в пунктах могли бы кормить и получше. Собаки утверждают, что дрожжи ничуть не хуже мяса, у них такая же пищевая ценность и прочее. А на вкус это никакое не мясо…

— Откуда знаешь? — спросил Косолапый.

Волк замялся, но лишь на долю секунды.

— Ну… со слов деда знаю. Он тот еще был разбойник, не упускал возможности отведать дичинки. Рассказывал, какая это вкуснятина — кровавое мясо. Но тогда и соглядатаев было не так много, как в наши дни.

Медведь закрыл и снова открыл глаза.

— А мне вот интересно, какой вкус у рыбы, — проговорил он. — в Сосновой реке прорва форели. Я часто ею любуюсь. Запросто мог бы сунуть лапу в воду да выбросить на берег пару штук. — И поспешил добавить: — Только ты не подумай, что я когда-нибудь так делал.

— Не беспокойся, — кивнул волк.

Мир за миром, мир за миром — как звенья в цепи. Один — завтра, другой — сегодня. А вчера — это завтра, а завтра — в прошлом.

Вот только прошлого нет. Ничего не осталось от прошлого, кроме памяти — зыбкого призрака, порхающего, как ночная крылатая тварь, в сумраке разума. Нет прошлого, до которого можно было бы дотянуться. Не осталось картин, запечатленных на стене времени. Не существует кинопленки, которую можно было бы промотать назад. В минувшее не заглянуть.

Джошуа встал, встряхнулся, сел и зачесался — кусалась блоха. Икебод сидел на столе выпрямив спину, барабанил металлическими пальцами.

— Факторы проверены и перепроверены, — сказал робот. — Все сошлось. В прошлое отправиться невозможно.