Прекрасные создания

— Миссис Линкольн. Какое жалкое создание, — она покачала головой и вытащила другую книгу. — Диккенс считал, что Рождество — это такое время, когда люди «…свободно раскрывают друг другу сердца и видят в своих ближних, — даже в неимущих и обездоленных, — таких же людей, как они сами, бредущих одной с ними дорогой к могиле, а не каких-то существ иной породы».

— А что, обогреватель сломался? Не хотите, чтобы я позвал городского электрика?

— Я его и не включала. Забыла, наверное, — она бросила книгу в кучу, окружавшую ее. — Бедный Диккенс, не суждено ему побывать в Гатлине. У нас тут куда интереснее, чем раскрытые друг другу сердца.

Я поднял одну книгу. Ричард Уилбер. Я открыл ее, окунувшись в запах страниц, и пробежался глазами по строкам: «Если не двое то, что остается? Одинокий я, одинокая ты». Странно, но это было именно то, что я сейчас чувствовал. Я захлопнул книгу и посмотрел на Мэриан.

— Спасибо, что пришла на заседание, тетя Мэриан. Надеюсь, тебе это не доставило неприятностей. Мне все кажется, что это моя вина.

— Ты в этом не виноват.

— Кажется, что виноват, — я бросил книгу на пол.

— С чего бы? Разве ты был зачинщиком бойкота? Разве ты научил миссис Линкольн ненавидеть, а мистера Холлингсворта бояться?

Мы сидели на полу в окружении груды книг. Она потянулась и сжала мою руку.

— Битва началась не с тебя, Итан. И, я боюсь, не на тебе она закончится, и не на мне тоже, по той же причине, — она посерьезнела. — Когда я вошла сегодня утром, все эти книги стопками лежали на полу. И я не знаю, как они попали сюда и зачем. Я закрыла двери, уходя вчера вечером, и они по-прежнему были закрыты сегодня. Все, что я поняла, сидя здесь и просматривая все книги, так это то, что в каждой из этих книг, во всех до единой, было что-то вроде послания для меня о происходящем в данный момент и в этом городе. О Лене, о тебе и даже обо мне.

Я покачал головой.

— Это совпадение. С книгами такое бывает.

Она вытащила наугад первую попавшуюся раскрытую книгу и протянула ее мне.

— Попробуй. Открой ее.

Я взял книгу у нее из рук.

— Что это?

— Шекспир, «Юлий Цезарь»

Я открыл книгу и прочитал:

— «…Поверь мне, Брут, что может человек

Располагать судьбой, как хочет.

Не в звездах, нет, а в нас самих ищи

Причину, что ничтожны мы и слабы….»

— И какое это отношение имеет ко мне?

Мэриан посмотрела на меня поверх своих очков.

— Я всего лишь библиотекарь. Я только лишь выдаю тебе книги, но не могу дать ответов, — но все же она улыбнулась. — Что касается упоминания судьбы, то вопрос в том, кто хозяин твоей судьбы: ты сам или звезды над головой?

— Ты говоришь о Лене или о Цезаре? Потому что, мне очень жаль разочаровывать тебя, но я не читал пьесу.

— Я так и знала.

Остаток времени мы провели, копаясь в книгах и по очереди читая друг другу отрывки из них. В конце концов, я понял, зачем я пришел.

— Тетя Мэриан, кажется, мне нужно еще раз сходить в архив.

— Сегодня? А разве тебе больше нечем заняться? В конце концов, купить подарки?

— Я не хожу по магазинам.

— Мудрые слова. А что касается меня, «в целом, я люблю Рождество… По-своему, нелепо, но оно добивается мира и спокойствия. Но с каждым годом нелепости все больше».

— Опять Диккенс?

— Эдвард Морис Форстер.

Я вздохнул.

— Не могу объяснить. Думаю, мне очень нужна моя мама.

— Я знаю. Мне тоже ее не хватает.

Вообще-то я не задумывался о том, как рассказать Мэриан о своих переживаниях, о городе, о том, как все пошло наперекосяк. Но сейчас слова застряли в моем горле, будто мешая прорваться наружу другой личности.

— Я подумал, что, если рядом со мной будут ее книги, может быть, тогда я почувствую то, что было раньше. Может, я смогу даже поговорить с ней. Я попытался однажды сходить на кладбище, но я не почувствовал, что она находится там, в земле, — я уставился на какое-то пятнышко на ковре.

— Я знаю.

— Я не могу себе представить, что она лежит там. Это невозможно. Зачем бросать того, кого вы любили, вниз, в грязь, в одинокую старую яму? Где холодно и грязно, и полно всяких насекомых? Не может быть, что все закончилось вот так вот, после всего, после всего, чем она была…, - я старался не думать об этом, о том, что ее тело превратилось в грязь, кости и прах. Я ненавидел саму мысль о том, что ей пришлось пройти через все это в одиночку, так же, как я в одиночестве прохожу через все это сейчас.

— А как бы ты хотел, чтобы это закончилось? — Мэриан положила мне руку на плечо.

— Я не знаю. Мне или кому-то другому нужно поставить ей памятник, наверное.

— Как генералу? Твоя мама здорово бы посмеялась над этим, — Мэриан обняла меня. — Я поняла, что ты имел в виду. Но она не там, она здесь.

Она протянула мне руку, и я помог ей встать. Мы держались за руки весь путь к архиву, будто я до сих пор был тем самым малышом, с которым она сидела, когда мама работала. Она вытащила толстую связку ключей и открыла дверь. Но не пошла за мной внутрь.