— Будапешт, а не Париж, в остальном — полное попадание, — Мэйкон вышел на свет, одетый в домашний свободный жакет, аккуратные черные брюки и белоснежную рубашку, пламя свечи играло на его серебряных запонках.
— Итан, я буду очень тебе признателен, если ты позаботишься о безопасности моей племянницы сегодня. Я не люблю, когда она выходит по вечерам, — он протянул мне корсажное украшение на Ленино платье — цветки белого южного жасмина. — Все возможные меры предосторожности.
— Дядя Эм! — возмутилась Лена.
Присмотревшись к букетику, я заметил, что на булавке, держащей цветы, висит серебряное кольцо с гравировкой на языке, который я не знал, но видел уже в
— Думаю, с вашей помощью и с помощью Аммы, Лена вернется с зимнего бала Джексона Хай целой и невредимой, — я улыбнулся.
Мэйкон, наоборот, был сама серьезность:
— Я вовсе не о бале беспокоюсь, но я очень благодарен Амари за помощь.
Лена нахмурилась, переводя взгляд с дяди Мэйкона на меня. Наверняка, вид у нас был не больно-то радостный.
— Твоя очередь, — она взяла бутоньерку со стола — белоснежная роза, окруженная жасмином — и прикрепила ее к моему пиджаку. — Прошу вас, перестаньте хоть на минуту беспокоиться обо мне. Вы меня смущаете. Поверьте, я сама могу о себе позаботиться.
Мэйкона ее слова не убедили:
— В любом случае, я не хочу, чтобы кто-то пострадал.
Я не понял, говорил ли он о ведьмах Джексона Хай или о могущественной Темной Сарафине. Тем не менее, я уже со многим столкнулся за эти месяцы, чтобы серьезно отнестись к его предупреждению.
— Дома она должна быть к полуночи.
— Это какой-то могущественный магический час?
— Нет. Это начало ее комендантского часа.
Я подавил улыбку.
По дороге в школу Лена заметно нервничала. Она беспокойно ерзала на сиденье, возилась с ремнем безопасности, без конца теребила свое платье и крутила ручку радиоприемника.
— Расслабься.
— Разве не безумие, что мы едем на этот бал? — Лена выжидающе посмотрела на меня.
— Что ты имеешь в виду?
— Я говорю о том, что все меня ненавидят, — она опустила глаза.
— Точнее — все ненавидят нас.
— Ну, хорошо, все ненавидят нас.
— Мы не обязаны идти.
— Нет, я хочу пойти. В этом-то и дело…, - она крутила цветочное украшение на запястье. — В прошлом году мы с Ридли собирались идти вместе. Но потом…
Даже в своих мыслях я не услышал концовку фразы.
— К тому времени дела уже были плохи. Ридли исполнилось шестнадцать. Она исчезла, и мне пришлось бросить школу.
— Сейчас-то не тот год. Это всего лишь танцы. Все в порядке.
Она нахмурилась и захлопнула зеркальце.
Когда мы зашли в спортивный зал, я поразился тому объему работы, который проделали ребята из Школьного совета за эти выходные. Джексон превратился в Сон в зимнюю ночь. Сотни маленьких бумажных снежинок — обычных белых и вырезанных из фольги, из радужной бумаги и посыпанных блестками, из любого другого материала, способного блестеть — свисали на леске с потолка. Снежные хлопья из порошкового мыла собрались в колышущиеся сугробы по углам зала. Гирлянды мигающих белых лампочек свисали нитями с колонн.
— Привет, Итан. Лена, ты выглядишь восхитительно, — тренер Кросс протянула нам по бокалу гатлинского персикового пунша. Она была в черном платье, чуть короче нормы, видимо, старалась для Линка.
Я посмотрел на Лену, вспоминая снежинки в Равенвуде, сделанные не из фольги и парящие без помощи лески. Ее глаза сияли, она вцепилась в мою руку, как ребенок на своем первом празднике в честь дня рождения. Я никогда не верил Линку, говорившему, что школьные вечера танцев производят на девушек какой-то непостижимый эффект. Но оказалось, что это распространяется абсолютно на всех девушек, даже если они маги.
— Какая красота.
Я не мог согласиться. Это был всего лишь старый добрый скучный бал в Джексон Хай, но, видимо, для Лены это было нечто прекрасное. Наверное, магия не воспринимается чем-то волшебным, если ты растешь рядом с ней.
И тут я услышал знакомый голос. Это было просто невозможно.
— Пора начинать вечеринку!
Я повернулся, и чуть было не подавился пуншем. Мне улыбался Линк, в гладком блестящем серебристом смокинге. Под смокингом была видна футболка с принтом в виде строгой сорочки, на ногах были высокие ботинки с круглыми носами. Он походил на бродячего артиста.
— Привет, Соломинка! Привет, сестренка! — я опять слышал этот голос, безошибочно выделяя его в гомоне танцующих парочек, сквозь удары басов и болтовню ди-джея. Мед, сахар, патока и вишневые леденцы смешанные воедино. Впервые в жизни мне встретилось что-то, что было невозможно приторным.