Прекрасные господа из Буа-Доре

– А вот в этом вы весьма правы, – сказал Буа-Доре, – и все же в этот день ликования, не похожий ни на какой другой, мне нелегко думать о каре. Но я должен и, если вам угодно, мы обсудим это вместе. Ну-ка, Адамас, пойди и скажи господину де Виллареалю, что прошу извинить меня за опоздание к ужину, и в особенности мы не дадим знать пока никому в доме о великом возвращении утраченного, случившемся с нами… Иди же, мой друг… Что ты там делаешь? – добавил он, глядя на Адамаса, который смотрелся в большое зеркало, оправленное в раму золотого плетения, делая при этом странные гримасы.

– Ничего, месье, – ответил Адамас, – я изучаю мою улыбку.

– И с какой же целью?

– Не кстати ли будет, месье, чтобы я сделал злодейскую физиономию, разговаривая с этим мерзавцем?

– Нет, мой друг, чтобы так думать, нужно лучше изучить случившееся, а это мы и сделаем.

В этот момент Клендор постучал в дверь.

Он сообщил от имени господина де Виллареаля о недомогании и желании не покидать своей комнаты.

– Это к лучшему, – сказал маркиз Адамасу, – я пойду нанесу ему визит. После чего мы начнем расследовать его дело между нами.

– Вы не пойдете один, месье, – сказал Адамас. – Кто знает, не притворство ли эта болезнь и не устроит ли этот мерзавец, предупрежденный своим сознанием, какую-нибудь ловушку для вас?

– Ты говоришь вздор, мой дорогой Адамас. Если он убил моего бедного брата, то, конечно, он не знал его имени, поскольку он общался со мной без беспокойства.

– Но взгляните на этот кинжал, дорогой хозяин! Вы еще не видели этого доказательства…

– Увы! – сказал Буа-Доре. – И ты думаешь, что я могу хладнокровно его разглядывать?

Люсилио посоветовал маркизу увидеть своего гостя, прежде чем что-либо прояснится, чтобы быть вполне спокойным, скрывая от него свои подозрения.

Адамас позволил маркизу пойти, но проскользнул за ним до двери испанца.

Д’Альвимар действительно был болен. У него случались нервные мигрени, очень сильные, которые вызывали приступы гнева.

Он поблагодарил маркиза за его заботу и умолял его не беспокоиться о нем. Ему ничего не было нужно, кроме диеты, тишины и отдыха до следующего дня.

Буа-Доре поручил Беллинде тайно наблюдать за тем, чтобы у гостя всего хватало, и он воспользовался этим визитом, чтобы рассмотреть лицо старого Санчо, на которого он еще не обращал внимания.

Длинный, худой и мертвенно-бледный, но костистый и сильный, старый свинопас сидел в глубоком проеме окна, читая при последнем свете дня аскетическую книгу, с которой он никогда не расставался и которую не понимал. Произносить губами слова этой книги и машинально читать наизусть, таким было его главное занятие и, казалось, его единственная радость.

Буа-Доре украдкой наблюдал то за хозяином, распростертым на постели с удрученным видом, то за слугой, спокойным, суровым и набожным, монашеский профиль которого выделялся на оконном стекле.

«Это не разбойники с большой дороги, – подумал он. – Что за черт! Этот молодой человек, белый и тонкий, на вид добрый, как барышня… Правда, недавно он сердился на цыган, и вчера, когда он выступал против мавров, у него не было такого благодушного вида, как обычно. Но этот старый оруженосец с бородой капуцина, читающий свою набожную книгу с такой сосредоточенностью… Правда, никто не походит так на порядочного человека, как мошенник, который знает свое ремесло! Итак, моего вторжения тут недостаточно, надо взвесить факты».

Он вернулся во флигель, который был предназначен целиком для его апартаментов, каждый этаж состоял из одной большой комнаты и одной поменьше: на первом этаже столовая с буфетной для обслуживания, на втором – гостиная и будуар, на третьем – спальня владельца замка и еще один будуар, на четвертом – большой зал, так называемый Зеленый зал{125}, тот, который Адамас украшал порой именем зала правосудия, на пятом – свободные и незаконченные апартаменты.

В пристройке, присоединенной сбоку от этого небольшого здания, находились комнаты Адамаса, Клендора и Жовлена, сообщаясь с комнатами большого дома: так без насмешки простодушно называли в деревне маленький особняк маркиза.

Он нашел всех своих собравшимися в Зеленом зале, и только тогда он вспомнил, что мавританка посреди общего возбуждения получила доступ в его комнату. Он был признателен Адамасу перенести заседание за пределы его убежища. Он видел Жовлена, занятого записыванием, и, не желая беспокоить его, он сел и ознакомился с письмом, адресованным аббатом Анжорраном господину де Сюлли с целью довести его до семьи Марио.

Это письмо было написано немного времени спустя после смерти Флоримона, господин Анжорран еще не знал о смерти Генриха IV и о том, что де Сюлли в немилости. Это была копия, которую аббат сохранил и передал Марио с письмом, не дописанным Флоримоном. Это письмо аббата, или, скорее, эти мемуары содержали очень точные подробности убийства фальшивого разносчика, такие, которые аббат получил из уст Мерседес и подтвержденные разными признаками.