Прекрасное далеко

— Я поднимусь на башню, осмотрю окрестности, — говорит Фелисити, и тут же ее шаги звучат на осыпающейся лестнице.

— Мне страшно, мисс, — говорит Вэнди, и из ее глаз льются слезы.

— Ну, ну… — Я поглаживаю ее по плечу. — Мы ведь здесь. Все будет хорошо. А как поживает мистер Дарси? Где твой беспокойный дружок?

Губы Вэнди дрожат.

— Бесси сказала, он прогрыз клетку и сбежал. Я его звала, звала, но он так и не вернулся.

— Не плачь, не плачь. Давай лучше попробуем его найти. Мистер Дарси! — зову я. — Ты очень плохо себя ведешь, крольчонок!

Я ищу везде, где только мог бы спрятаться глупый кролик — в корзинах с ягодами, под полусгнившими коврами, за дверями. Потом я замечаю клетку, стоящую на алтаре в церкви. Ветки, из которых она сплетена, выглядят целехонькими, никто не прогрызал их, зато дверца открыта.

— Ищешь своих подружек? — В темном углу вспыхивает ярким светом фея. — Возможно, они вернулись в Зимние земли?

В комнату врывается Фелисити.

— Пиппа ни за что не ушла бы без меня!

— Ты в этом уверена? — интересуется крылатое существо.

— Да, уверена, — отвечает Фелисити, но ее лицо мрачнеет.

— Кто-то идет, — говорит фея.

Она молнией вылетает из замка. Фелисити, Энн и я спешим за ней к лесу. По другую сторону ежевичной стены к нам движется облако пыли. Это кентавры, они мчатся во весь опор. У стены они резко останавливаются, не решаясь перейти на Пограничные земли.

Кентавр кричит сквозь колючки, обращаясь ко мне:

— Тебя зовет Филон, жрица!

— Зачем? Что случилось?

— Креостус убит!

В гроте под оливковыми деревьями, где раньше стояли руны Ордена, распростерлось на земле тело Креостуса. Руки вытянуты вдоль тела. Глаза открыты, но ничего не видят. В одной руке Креостус сжимает цветок мака. Цветок словно отражает кровавую рану на груди кентавра. Мы с Креостусом не дружили, уж очень у него был тяжелый характер, но он был таким энергичным… Тяжело видеть его умершим.

— Что тебе об этом известно, жрица? — спрашивает Филон.

Я с трудом отвожу взгляд от пустых глаз Креостуса.

— Я об этом узнала всего несколько минут назад.

— Лгунья! — Из-за камня выскакивает Неела. — Ты знаешь, кто в этом виноват.

Она превращается в Ашу — оранжевое сари, покрытые волдырями ноги, темные глаза…

— Ты думаешь, что это сделали хаджины, — говорю я.

— Ты знаешь это! Креостус отправился разбираться насчет мака. Это вонючее племя обмануло его на целый бушель! А теперь мы находим его здесь, с маковым цветком в руке! Кто еще мог это сделать? Грязные хаджины, с помощью Ордена!

Голос Неелы прерывается от избытка чувств. Она нежно гладит Креостуса по лицу. Потом со слезами прижимается к его груди, ложится поперек недвижимого тела.

С реки доносится голос горгоны:

— Орден мог быть слишком суров, но жрицы никогда никого не убивали. И ты забыла, что они сейчас не могут входить в сферы. У них нет здесь власти.

Неела яростно смотрит на меня.

— И все же я видела жрицу, которая шла к Храму, одна.

— Неела говорит правду, потому что мы были тогда с ней, — подтверждает какой-то кентавр. — Мы тоже видели жрицу.

— Вы лжете! — кричит Фелисити, готовая встать на мою защиту, но мои щеки краснеют, и это не остается незамеченным Филоном.

— Это правда, жрица?

Я попалась. Если я расскажу им то, что мне известно, они обвинят меня в вероломстве. Если я солгу, а они обо всем узнают позже, будет еще хуже, намного хуже.

— Да, я ходила в Храм, одна, — говорю я. — Но не для того, чтобы повидаться с хаджинами. Я говорила кое с кем другим. С Цирцеей.

— Джемма… — выдыхает Энн.

Глаза Филона округляются.

— С той обманщицей? Но она мертва. Убита твоей собственной рукой.

— Нет, — возражаю я. — Она все еще жива. Она заперта в колодце вечности. Мне необходимо было повидать ее, расспросить о Зимних землях и…

По толпе кентавров пробегает волнение. Они придвигаются ближе. Фелисити смотрит на меня с ужасом.

Неела вскакивает, ее голос дрожит от бешенства, губы кривятся в безумной улыбке.

— Я тебе говорила, Филон! Я тебе говорила, что ей нельзя доверять! Что она предаст нас точно так же, как предали другие! Но ты не хотел слушать. А теперь, теперь Креостус мертв! Он мертв…

Неела закрывает лицо руками.

— Так, значит, одна из Ордена теперь обитает в Храме, — говорит Филон. — С хаджинами.

— Нет. Это не совсем так. И она не состояла в Ордене. Они не желали иметь с ней ничего общего…

— Но ты готова? — ревет кентавр.

Неела обращается к толпе. На ее глазах больше нет слез.

— И вы поверите той, которая уже солгала? Вы видите, что даже ее подруги не знали о ее вероломстве! Жрица Ордена и та предательница сговорились с хаджинами, чтобы завладеть силой! Возможно, Креостус узнал слишком много, и потому его убили! Неужели вы не потребуете правосудия?

Кентавры, лесной народец, горгона — все поворачиваются к Филону, а он закрывает свои кошачьи глаза и глубоко дышит. Когда его глаза снова открываются, в них появляется жесткое, решительное выражение, и мне становится страшно.