Прекрасное далеко

— Томас, ну в самом деле, тебе что, обязательно вот так подсмеиваться над отцом?

— Ну, начинается! Давай, защищай его, как всегда. Любимица.

— Я не любимица. Он одинаково нас обоих любит.

При этих словах у меня возникает странное ощущение, как будто я говорю заведомую ложь.

— Но ведь все именно так думают? Жаль, если это неправда, — с горечью говорит Том.

Но внезапно он светлеет.

— Кстати, так уж получилось, что он ошибся насчет клуба Атенеум. Меня уже пригласили туда на ужин, с Саймоном Миддлтоном и лордом Денби.

При упоминании имени Саймона у меня перехватывает дыхание.

— Как Саймон поживает? — спрашиваю я.

— Хорош собой. Обаятелен. Богат. Короче говоря, с ним все в порядке.

Том коротко улыбается мне, и я не могу удержаться от мысли, что он просто развлекается, видя мое состояние.

Саймон Миддлтон, один из самых желанных лондонских холостяков, действительно и хорош собой, и так далее. И во время рождественских каникул он весьма пылко ухаживал за мной, намереваясь жениться, но я ему отказала. И вдруг поняла, что забыла, почему я это сделала.

— Наверное, об этом рановато говорить, — продолжает Том, — но я почти уверен: старик Денби хочет, чтобы я стал членом этого клуба. Несмотря на то что ты весьма паршиво обошлась с Саймоном, Джемма. Но его отец все равно отлично ко мне относится. Гораздо лучше, чем мой собственный.

— А… а Саймон сказал, что я с ним паршиво обошлась?

— Нет. Он вообще о тебе не упоминал.

— Приятно будет снова повидаться с Миддлтонами, — говорю я, делая вид, что слова брата меня ничуть не задели. — Уверена, Саймон с удовольствием ухаживает за разными леди в Лондоне.

Я даже хихикаю, изображая непринужденность.

— М-м-м… — мычит Том. — Я не знаю.

— Но их семья ведь сейчас в Лондоне?

Улыбка сползает с моего лица. «Ну же, Томас! Брось мне косточку, невоспитанный братец!»

— Скоро вернутся. К ним на время светского сезона приезжает какая-то дальняя родственница из Америки, мисс Люси Фэрчайлд. Насколько я понял, жутко богатая. Может быть, ты сумеешь меня с ней познакомить. Или, возможно, как только я стану членом клуба Атенеум, она сама попросит, чтобы ее мне представили?

Нет. В присутствии моего брата просто невозможно удержать улыбку. Тут нужно такое терпение, каким обладают только монахи.

— Совершенно не понимаю, с чего бы ей интересоваться клубом Атенеум? — раздраженно бросаю я.

Том хихикает с невероятно самодовольным видом, и я невольно представляю, как его опускают в огромный котел, окруженный танцующими каннибалами.

— Уж ты-то не стала бы интересоваться, верно, Джемма? Ты вообще не желаешь принадлежать кому-либо или чему-либо.

— По крайней мере, в обществе Гиппократа состоят люди науки и медицины, — говорю я, игнорируя его грубость. — У них те же интересы, что и у тебя.

Брат фыркает.

— Они не пользуются таким авторитетом, как клуб Атенеум. Именно в нем кроется настоящая власть. И я слышал, что члены общества Гиппократа проголосовали за то, чтобы к ним присоединились женщины, в небольшом количестве. Женщины! В мужском клубе!

— О, мне они уже нравятся! — говорю я.

Том ухмыляется.

— Кто бы усомнился.

Глава 6

Когда я в последний раз видела наш дом в Белгрейве, он был окутан зимним мраком. А сейчас наш экипаж катит через Гайд-парк, и нас приветствует великолепное зрелище пробуждающихся деревьев, стоящих гордо, как королевские стражники. Бледно-желтые нарциссы надели новенькие чепчики. Лондон улыбается.

В отличие от нашей экономки, миссис Джонс. Она появляется в дверях в черном платье и белом переднике, на голове у нее плоский белый чепец, а лицо такое суровое и неподвижное, что мне хочется поднести к ее губам зеркало и проверить, дышит ли она вообще.

— Как доехали, мисс? — спрашивает она ледяным тоном.

— Путешествие было приятным, спасибо.

— Очень хорошо, мисс. Так я отнесу ваш багаж к вам в комнату?

— Да, спасибо.

Мы так стараемся всегда быть вежливыми. Мы никогда не говорим того, что думаем. Что бы ни случилось, мы можем лишь любезно приветствовать друг друга и обсуждать, например, сыр: «Как вам лимбургер, мисс?» — «Соленый, как зрелый „Стинкинг Бишоп“, благодарю вас». — «О, есть еще чеддер, мисс. И могу предложить вам камамбер…» И никто, пожалуй, не заметит, что мы несем полную чушь.

— Ваша бабушка ожидает вас в гостиной, мисс.

— Спасибо. — Тут я не могу удержаться. — Я намерена вникнуть в качества мюнстерского сыра.

— Как пожелаете, мисс.

Вот и все. Как жаль, что я постоянно трачу остроумие на людей, неспособных его понять.

— Ты опоздала, — заявляет бабушка, когда я открываю дверь гостиной.

Я не понимаю, в чем она меня упрекает, потому что я и не кучер, и не лошадь. Бабушка окидывает меня с головы до ног неодобрительным взглядом.

— Мы приглашены на чай к миссис Шеридан. Тебе, конечно, нужно переодеться. И что, скажи на милость, случилось с твоими волосами? Это что, последняя мода школы Спенс? Никуда не годится. Стой спокойно!

Бабушка подтягивает мои волосы вверх с такой силой, что у меня на глазах выступают слезы. И втыкает три шпильки, едва не пронзив голову насквозь.