Прекрасное далеко

Хмурый осенний день. Полдень. Школа работает в обычном режиме. Вдруг резкий вой сирены и требовательный голос призывает покинуть школу. Быстро без паники оставляем свои классы и отходим на аллею в 100 метрах от школы. Школа оцеплена милицией, скорая и пожарные у ворот. Причиной эвакуации стал звонок, что школа заминирована. Детей отпустили по домам, администрация и учителя ждут дальнейших распоряжений. Неожиданно вспоминаю, что ключи от дома остались на рабочем месте. Прошу разрешения у директора школы вернуться в свой кабинет. Идти пришлось через запасной выход и столовую. В зале вкусно пахнет обедом, столы накрыты, от тарелочек с супом еще поднимается легкий пар. Эта картина осталась со мной на всю жизнь. Поднимаясь в свой кабинет, я как заклинание повторяла:

— Стой, родная. Стой родная школа.

Через полчаса оцепление сняли, скорая и пожарная уехали, а меня, завхоза и директора попросили сопровождать солдата с немецкой овчаркой на поводу по всем помещениям школы.

Через три часа мы в изнеможении упали в кресла директорского кабинета. Обстановку разрядил завхоз. Он вспомнил, что солдат был в каске и бронежилете, а мы шли за ним след в след. Снять напряжение решили старым проверенным способом, и я твердой рукой приготовила для всех по бокалу «Кровавой Мэри». На следующий день стало известно, что звонок о минировании был ложным.

Дорога к Храму

Лето. По дороге к храму проходим вдоль деревни. Рябины у ворот. Аккуратные палисадники с георгинами. У храма останавливаемся, не в силах произнести ни слова. Купола сброшены, крест с колокольни врос в землю. Дверь заскрипела, и к нам направился молодой священник. Из беседы мы поняли, что ему восстанавливать этот храм. Священник поведал нам, что храм был разрушен в шестидесятые, точнее в 1961 году при незабвенном Никите. Утварь разграбили, иконы сбросили в овраг. Крышу разобрали, вытащили рамы. Солнце, ветер, вода сделали свое дело. Роспись едва проступает. Мы были подавлены, а батюшка бодро, с надеждой на Божью помощь обещал уже на Пасху провести богослужению.

Пасха была ранней. Дорогу развезло, под ногами тающий снег, а на душе светло. Уже затемно добираемся до храма. В сторожке у батюшки разгружаем гостинцы, подарки, согреваемся горячим чаем. Деревня в это время пуста, только несколько старожилов остаются зимовать. В левом приделе застеклены окна, дети батюшки топят буржуйку. На стенах придела иконы, возвращенные жители окрестных деревень. Во время службы стояли плечом к плечу, нельзя было даже пошевелиться. Казалось, что мы одни в этом мире. А когда батюшка произнес:

— Христос Воскресе!

Двери в мир распахнулись, мы не одни, с нами Бог.

По окончании богослужения прихожане стали разъезжаться, гостей пригласили на трапезу. Посреди двора стоял грубый дощатый стол, укрепленный на козлах. На него погрузили десятилитровую кастрюлю, и высокая, дородная распорядительная дама выдавала всем по черпаку удивительно вкусной картошки с мясом. Вкуснее блюда мне еще не встречалось. Восток заалел, легкий ветерок остужал наши горячие головы.

Принесли большой самовар и большое полено. Полено положили на стол и почему-то стали его резать. Как оказалась — это был вкуснейший торт.

Уезжали, увозя в душе умиротворение и теплоту. Провожавшая нас послушница повторяла:

— Вот как Бог управил. Доброго вам пути. Христос Воскрес!

Храм с Божьей помощью восстанавливается. Обрели свое место купола. Засверкали, устремленные в небо кресты. На Троицу в храме праздничная служба. Во дворе после службы гуляние с угощениями, с горячими пирогами. Среди гостей много молодежи, семей с детьми. Вот она Россия, настоящая.

Часть II. Пути — дороги

Доктор Женя

Почему я так люблю дорогу? Люблю ехать на поезде — смотришь на пробегающие города и деревни; любоваться широкой степью и темными лесами — пересекаешь реки, и покупать на коротких стоянках горячую картошку, густо посыпанную жареным луком. С каким удовольствием вдыхаешь горячий воздух с лугов в окно поезда. Откуда берется это желание ехать, лететь и плыть? Ответ прост. Из детства!

По дороге в горы, медленно перебирая тонкими ножками, движется ишак. На спине его узлы, сумки и четырехлетняя девочка. Отец подгоняет угрюмое животное, мама смахивает с нас слепней.

На лице ее страданье, ноги стерты в кровь неудобными московскими туфельками. Освещать хозработы на кукурузных полях в течение всего лета должен мой отец — корреспондент республиканской газеты.