Прекрасна и очень опасна

– Конечно, – закивала Кларочка, – слава богу. Прокурор-то, Павлов, умер два года назад, ну а Маркуша, то есть Марк Соломонович, трудится, дай бог ему здоровья. Вроде бы он прибаливает сейчас, дома сидит, а в принципе-то еще ведет дела.

– Вы его хорошо знаете? – осторожно спросила Лида.

– Ну, я тут всех знаю! – усмехнулась Клара Федоровна. – А что, встретиться с ним хотите?

– Да, – быстро сказала Лида. – Как вы думаете, это возможно?

– Наверное, почему ж нет? Думаю, он с удовольствием согласится. Такие молоденькие да хорошенькие Марку Соломоновичу очень нравятся. Между нами, у него третья жена, ей тридцать два года, а ему шестьдесят два. Сыночка родил, Аркаше одиннадцать лет, он его Арчибальдом зовет. Маркуша еще хоть куда: как джинсы в обтяжку наденет да как понесется по двору семимильными шагами – у него ноги длинные-длинные, ну прямо циркуль, – так совсем, глядишь, мальчишка, молодой человек. Хотите, я его вечером спрошу? Мы же с ним соседи.

Лида нерешительно кивнула.

– Спросите, спросите, – поддержала и Алена. – Скажите ему – молодая, начинающая, очень талантливая писательница. А в следующий раз, скажите, придет не очень молодая, давно начавшая, но тоже очень талантливая. Я тоже хочу с этим вашей Маркушей познакомиться. Но сначала пусть Лида свои вопросы решит, а потом уж я. Договорились?

И она снова уткнулась в свою папку.

Лида с трудом заставила себя сосредоточиться на последних страницах приговора Сергея. Нового она ничего не узнала, никаких подробностей, только многократное повторение того же, что уже прочла. И чем дольше она читала, тем крепче становилось ее решение как можно скорей поговорить с адвокатом брата.

29 декабря 2002 года

Ярослав снова глянул в зеркало. О, Лида уже готовится.

Лицо сосредоточенное, пальцы торопливо расплетают косу.

Его пальцы задрожали на рулевом колесе.

Нет, лучше на нее не смотреть. Вот же завис парень, а? Интересно, она так ничего и не подозревает? До сих пор убеждена, что Ярослав участвует в ее безумных играх исключительно от страха перед возможным разоблачением в покушении на убийство этих двух ошибок природы, Ваньки Швеца и того, другого, как его там?

Да ладно-ка, как выражаются в Нижнем Новгороде! Началось-то, конечно, именно с ее вульгарного шантажа, но уже после похода к ее бывшему мужу, перед которым Ярослав, кстати сказать, тоже выступил в роли вульгарного шантажиста, отношение его к ситуации изменилось. Эта девчонка, в которой он всем своим существом ощущал высокомерную, какую-то потустороннюю, почти монашески-возвышенную чистоту (и это при том, что секс-эпил у нее был такой, у Ярослава в ее присутствии волоски на руках вздыбливались, не то что все прочее!), с удивительной готовностью собиралась окунуть руки в кровищу. Она не объяснила «подельнику» никаких подробностей, вскользь бросила только, что эта женщина, в кабинете которой он сегодня распылил две капсулы с полынным маслом, погубила ее брата, который умер в какой-то там деревне Авдюшкино – вроде бы находящейся где-то за Кстовом.

Ну что ж, Ярослав очень хорошо понимал, что такое месть за близкого и дорогого человека. Бывает месть мгновенная, пылкая, неосторожная, а бывает расчетливая и спокойная, изощренная. Именно так в свое время отомстил он сам. Именно так пыталась отомстить и Лида.

Оказывается, они похожи… У него ведь ничего не дрожало в душе весь тот год, пока он выслеживал Стаса Морокова, после статьи которого в «Известиях» застрелился отец Ярослава, Максим Башилов, небрежно обвиненный журналистом в разграблении государственных средств и фактическом провале строительства Талканской ГЭС, которое он возглавлял. Случилось это еще в 86-м году, Ярославу было тогда восемнадцать, и он в самом деле долго верил, что произошел действительно несчастный случай, как это попытался обставить отец.

Проделал старший Башилов это и в самом деле очень ловко. Якобы наткнулся на собственный самострел, поставленный на медведя-шатуна, который той зимой шастал в окрестностях Талкана и отваживался даже подступать к окраинным улицам поселка. Ярослав едва с ума не сошел тогда от горя; вдобавок ко всему умерла от инфаркта мать, не перенеся этого кошмара: сначала публичного оскорбления мужа, затем его страшной смерти. Ярослав, для которого Талкан был родным домом, не уехал оттуда, а остался с бабушкой. Она заставила внука учиться дальше после десятилетки – поступить на заочное отделение юрфака. Однако когда Ярославу исполнилось двадцать и он уже вовсю работал в милиции (для поступления на заочное отделение юрфака нужен был профессиональный стаж), он получил письмо от старинного друга отца, жившего в Благовещенске. В письме была краткая записка, что он-де исполняет последнюю просьбу Максима Башилова, а также запечатанный конверт. На конверте значилось: «Сыну моему Ярославу Башилову. Передать после моей смерти», – а внутри лежало последнее письмо отца сыну.