Предвыборная страсть

— А как же. Вот стою и думаю, не заняться ли мне с тобой чем-нибудь приятненьким? Такая мерзкая погода на улице, а ты тепленькая, — он многозначительно ухмыльнулся, задерживая взгляд на ее груди, слишком откровенно выглядывающей из-под халата.

Анжела поскорее запахнула халат и жалобно протянула:

— Тебе же, наверное, будет больно… — она имела в виду его раны, полученные в «махаловке» с Бугаевым.

— Правильно, детка. Но ты, я знаю, умеешь и больным людям делать приятное. Так? Ладно, успокойся, сейчас мне не до того, и тебе, детка, не до того. У нас есть важное дело.

— Ну, говори же, какое?

— Ты должна позвонить Агееву и пригласить его сюда.

Анжела ахнула, испуганно прикрывая рот ладошкой.

— Да ты что! Он же… да просто убьет меня! Представляю, какой он злющий.

— Я не прошу тебя, — отрезал Лебеда. — Я сказал, ты должна. Значит, не будем базар-вокзал тут разводить.

— Нет, я не могу. Я боюсь.

— Я буду рядом, ничего он тебе не сделает. Можешь не сомневаться… — Лебеда хотел добавить, мол, это не Бугаев, с таким-то я справлюсь без проблем, но сообразил, что получается, с Бугаевым он не справился. — Короче, так. Ты звонишь ему, щас мы прикинем, как сказать, чтоб он прискакал…

— Ты не убьешь его?

— На хрен он мне нужен!

— А если не нужен, тогда зачем это? — Вместе с тревогой пришла уверенность, что без нее у Лебеды не получится то, что он задумал. А раз так, значит, можно и возразить. Ничего он сейчас не сделает ей! — Нет, я не стану звонить. Вот, хоть убей меня, не стану и все. Ты чего-то задумал, а я должна в петлю лезть, да? Я не дура.

— Будешь выдрючиваться, убью. Большие дела делаются, большие боссы заинтересованы в них. Выборы в Госдуму, поняла? Держи, — он достал из кармана куртки десять стодолларовых купюр, бросил на кровать. — Штука зелеными. Вечером получишь еще одну. И отпуск на месяц, пока тут все стихнет. Можешь махнуть куда-нибудь под пальмы, где и купаться можно. Ну?

Анжела задумалась. Хорошо бы, конечно, махнуть. Она же только что об этом думала. А вдруг получится так, что и возвращаться сюда не придется?

— Сперва скажи, что нужно делать.

— Только позвонить, пригласить, ну, и потом немножко ля-ля бу-бу ему показать, сама знаешь. Остальное мы сделаем. Гарантирую, никто не будет убит, покалечен и все такое. Вроде как спектакль небольшой разыграем. Ну? Лады?

— А точнее?

— Ты позвонишь?

— Ну, хорошо, хорошо, только не знаю, согласится ли он вообще со мной разговаривать, — капризно сказала Анжела. Спектакль — это даже интересно, она же всегда мечтала стать актрисой.

Но какую роль ей уготовил Лебеда?

— Короче, такой расклад…

Мрачные предчувствия одолевали Бориса Агеева. Вдруг, неожиданно для себя, он усмехнулся. Представил, что у многих, да почти у всех, кто был вчера на банкете, сегодня с утра мрачные мысли. И болит голова. Но так же быстро, как и появилась, улыбка исчезла с его лица.

Ему бы их заботы и мрачные мысли!

О том, что жена разозлилась и выгнала его из дому, Борис даже не вспоминал. Выгнала и выгнала, ее можно понять. Он и не надеялся, что после банкета Лера бросится ему на шею и скажет: «Спасибо, милый!» Правда, вела она себя как-то странно, да не это саднило душу, не об этом он думал всю ночь и все сегодняшнее утро. Пугало другое: что она скажет, когда в забегаловках Прикубанска народ станет слушать его высказывания о своей жене, сопровождаемые криками, стонами, чмоканьем, чавканьем? Сегодня подлецы, которые поставили «жучки» в комнате Анжелы, должны выполнить свою угрозу…

Или вначале позвонят? Это было бы благородно. Он ведь сделал все, что мог, удержал ее от поездки в ДК. Кто же знал, что лейкопластырь окажется таким дерьмовым? Если они всерьез хотят чего-то добиться, пусть выдают хороший лейкопластырь! Вот об этом и хотел он сказать им, попросить не делать скоропалительных выводов…

Но подлецы — они ведь и поступают подло.

Ожил городской телефон на столе его служебного кабинета. Борис протянул руку, заметив, что пальцы нервно сжались в кулак, ладони стали влажными от пота. Нервы, нервы… Он сорвал трубку, хрипло выдохнул в микрофон:

— Агеев. Слушаю вас.

И услышал. Вот уж не ожидал, так не ожидал!

— Боренька, милый, ты сердишься на меня?

Сердится ли он? Какое глупое слово! Сердиться можно на жену за невкусный суп или на собаку, которая вытащила шнурки из ботинок.

— Убить тебя мало за это! — закричал Агеев.

— Вот-вот, я так и думала, — печально сказала Анжела. — А не убивать меня ты можешь?

— Или повесить на площади перед ДК вверх ногами!

— Это уже лучше. Но тогда я должна быть в джинсах, а то юбка задерется и все будут смотреть…

— То, что у тебя под юбкой, весь город давно уже видел! — злорадно усмехнулся Агеев.

— Ну, Боренька, лапочка, перестань дуться на меня. Я же совсем ничего не знала, правда-правда. Только вчера вечером пришли какие-то люди, я их раньше и не видела ни разу, вытащили из-под кровати свои штучки и сказали, чтоб я помалкивала, не то убьют. Знаешь, как я перепугалась? Ужас просто! Начала звонить тебе, и никак не могла дозвониться. До сих пор трясусь, ну прямо не знаю, что делать.