Читаем Предтеча(Повесть) полностью

— Чево по-пустому время тратить? Нашли от кого откупаться — поганые и откуп возьмут, и пограбят, и жизни лишат! Али не всегда так было? Надо боронить город да за подмогой слать!

— Я уже послал, — вставил воевода.

Луку поддержал старик Лунев, голова кузнецкой слободы:

— Орда, слышно, через Оку перевозиться будет. А мы что ж? Откупимся и станем глядеть, как она на нашу землю потекеть? На другой город наедет — и тот откупится: и дойдут басурманы аж до самой Москвы и полонят всю русскую землю. А мы лежим с закрытыми глазами и радуемся? Не будет радости от такого лежания — совесть загрызеть!

Опять зашумели супротивники:

— Больно совестливые вы, посадские!

— Экие страдальцы за русскую землю нашлись!

— Им терять нечего — все одно пожгут посад, — вот и расхрабрились!

— Мы Ахмату на один щелк: проглотит и не поморщится! А они борониться удумали!

— Дак с петушиным умишком только в драку и лезти!

Лука громыхнул:

— Старик со своим умишком поширше вашего глядит! Все на защиту встанем. Баб, ребятенков, больных и убогих — укрыть, мужиков — в крепость, а посад — пожечь, чтоб никакого примета поганым не оставить.

— Пожечь! Пожечь! — обрадовался Беклемишев.

— Крепость немедля к бою готовить! — продолжил Лука. — Устроить наряд по башням и стенам, назначить башенных голов, чтоб всяк ведал свою сторону и место, ров водою пополнить, смолой запастись, чаны приготовить, зелье пушечное счесть, всех сторожевиков и окрестных людей сюда собрать и привести к крестному целованию, чтоб бились насмерть и живота не жалели. Прикажи бить в набат, воевода.

— Бить! Бить! — вскричал Беклемишев, выскочил вон из избы и сам загрохотал по тревожному билу.

В эту пору прибыл в крепость сторожевой отряд, уже имевший стычку с татарским караулом[61], а с ним — три посланца, которых отрядил в Алексин мирза Турай — начальник передового ордынского войска. Посланцев сразу же проводили в судную избу. Их старший, искривив надменностью свое выжженное солнцем лицо, заговорил решительно и властно. Азям перевел его речь:

— Оглана Латифа выдать немедленно! Город сдать! Ясак — сто рублев! Жителей вывести из крепости для пересчета. Женщин и стариков — на одну сторону, ремесленников и разных умельцев — на другую, всех прочих — посередке. Срок — завтрашний день!

Тихо стало в избе. Первым нарушил молчание купеческий голова Федор Строев:

— Гости притомились в дороге, не лучше ли сначала перекусить, а потом говорить о деле?

Азям передал предложение посольским, те с готовностью закивали — оголодали, видать, на подножном корму.

За столом Строев поднял большой золотой кубок и обратился к Азяму:

— Передай посольским, что каждый из них получит по такому кубку, полному золотых монет, если они склонят своего господина обойтись одним ясаком и не зорить крепость.

Вместо ответа старший посольский прислушался к доносившемуся с площади многоголосию. Он встал из-за стола и вышел на крыльцо. Сход, уже вызнавший условия татар, шумел:

— Обманут, поганцы, город пожгут, нас порешат! Пропадем ни за грош!

— Скольки разов уже такое бывало: выведут народ с крепости — и начнут топорами, как косой косить!

— Коли уж гибнуть, так чтоб не задарма! Начинай крепость крепить! Гони татарву взашей!

Татарин, увидев гневные лица и услышав смелые крики, вернулся к столу и сказал:

— Заставьте своих людей сделать так, как было сказано. Тогда мы сохраним вам жизнь и разрешим оставить у себя три кубка с золотыми монетами!

Сказал — как плюнул. Смолкли застольники, сидят опустивши глаза: стыдно им от такого плевка — еще ответа не дали, а татарин уже все жизни и имущество себе присвоил! Не выдержал Лука Сухой, вскочил с места и протянул татарину под нос огромный, как тыква, кукиш:

— На-кось, выкуси, поганый пес, скаредная собака! Ни себе не оставим, ни тебе не дадим!

Луку схватили за руки, закричали: рушишь нам, дескать, весь сговор! А Беклемишев, давно уже искавший способ проявить воеводскую власть, насупился:

— Ступай вон с моего стола, мы в разговоре и без тебя обойдемся!

Лука ругнулся и вышел, а за ним ушли и остальные посадские. У крыльца их закидали нетерпеливыми вопросами. И вот уже по толпе поползло:

— Воевода с купцами город татарам продают!

— Жизнь себе торгуют, а платить, верно, нами будут — недаром посадских с совета выслали!

— Неча в избе клубком змеиным виться, пущай на божий свет выползают!

Толпа кричала все громче и грознее. Наконец на шум вышел Федор Строев, поднял руку и выкрикнул:

— Чево орете? Татаре за смирение жизнь обещают. Не злобьте их упорством и безрассудством! Будя языки чесать!

— Ох-хо-хо! Языки наши пожалел! — закричали из толпы. — Ты свой пожалей — небось весь о татарскую задницу стер!

— Тише, люди! — гаркнул Лука. — Ну-ка послухайте про мирзу Турая, от кого послы сюда посланы и с кем они сговариваются.

Он приподнял над толпою тщедушного слепца, обернутого в драную рясу. Слепец поклонился народу и заговорил:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза