Предтеча(Повесть)

— Повелитель правоверных! У московского князя много перед тобой грехов, но это сильный князь, и борьба с ним будет нелегкой. Он признает твою власть над собой и платит данный выход больше, чем платил его отец, — чего же еще надо? Посуди, много ли мы приобретем, погубив его и разорив московскую землю? Ты знаешь сам, что в нашем государстве не все спокойно — крымская, казанская, ногайская, астраханская орды могут помешать походу…

— Это тоже мои улусники! — резко перебил Кулькона Ахмат. — Все они подвластны Большой Орде, и я, коли захочу, могу двинуть их на Ивана.

Бекляре-бег не стал возражать, он только добавил:

— Ты приказал мне сказать свои мысли, господин. И я говорю: воистину справедливо сейчас, что пушинка мира ценнее, чем железный груз победы. Нам не надо торопиться с походом.

Слова Кулькона были Ахмату не по душе. Это стало ясно всем, и в зале сразу же оживились, ибо поняли, как надо отвечать на ханские вопросы.

Поднялся князь Темир, известный краснобай, и проникновенно заговорил:

— Почтенный бекляре-бег сказал справедливо — разорение московской земли не принесет нам пользы — какие же могут быть выгоды хозяину, потравившему свои выгоны? Но есть польза другая, и она важнее золота. Мы — народ-воин. Мы избраны аллахом, чтобы побеждать неверных и повелевать ими. А между тем вот уже двенадцать лет не видит Русь блеска наших сабель. И с тех пор как наши сабли ржавеют, мы жиреем и грыземся друг с другом. Такова кара всевышнего народу, не исполняющему своего предназначения! Великий хан! Ты — труба спящим, ты — огонь для блуждающих в ночи! Подними свой народ на неверных, дай ему опьяняться вином войны — и будешь славен в веках как отец народа!

По залу прокатился шепот одобрения. Ахмат широко улыбнулся и кивнул:

— Ты читаешь мои мысли, мудрый Темир, и хорошо излагаешь их своим искусным языком. Но как же нам поступить с польским королем?

— О повелитель! Мне ли, ничтожному, давать тебе советы? Однако, если ты приказываешь, скажу: руку, протянутую королем, следовало бы принять, не выказывая особых почестей. Достойный Муртаза предлагает себя в послы, но стоит ли заставлять барса охотиться на мышей? — Темир заметил злобный взгляд Муртазы — посольство сулило тому немалые выгоды — и, льстиво улыбнувшись, добавил: — Наш кэшик-бег служит украшением твоего дворца, и такой посланец — слишком большая честь для короля…

— Украшают дворец женщины, — запальчиво выкрикнул Муртаза, — я же его защищаю, и не красивыми словами, а саблей и меткими стрелами!

Ахмат, словно не замечая выкрика Муртазы, сказал, глядя на Темира:

— Ты рассудил верно: ведь король не прислал ко мне посла королевского рода, зачем же я пришлю к нему оглана? Ты изворотлив, как змея, и звонкоголос, как жаворонок, Темир. Не таким ли должен быть мой посланец к королю неверных?

— Я готов исполнить твою волю, повелитель, — поклонился Темир.

— Но, великий хан, — снова вмешался Муртаза, — это не обычное посольство. Ты хочешь заключить военный союз, поэтому твой посланник должен не петь, а говорить языком воина. — Известен ли тебе этот язык?

На этот вопрос Темир неожиданно для всех разразился грязной руганью, от которой щеки Юлдуз сделались пунцовыми. Но залу прокатился шепот недоумения, но Темир так же неожиданно оборвал ругань и сказал:

— Не этот ли язык воинов имел в виду оглан Муртаза? Как видишь, повелитель, я им владею не хуже других.

Ахмат, собиравшийся вначале разгневаться на неслыханную вольность, вдруг громко рассмеялся, а вслед за этим стены зала Совета и Суда содрогнулись от смеха всего курултая.

— Если же почтенный оглан имел в виду язык оружия, — продолжил Темир, когда смех стал стихать, — то я могу доказать, что его сабля не проворнее, а стрелы не метче, чем мои.

Муртаза яростно вскричал:

— Шакал поджимает хвост перед барсом, а если он этого не делает, то барс ломает ему хребет!

Темир хотел сказать что-то в ответ, но Ахмат поднял руку, и в зале все стихло. В грозной тишине раздался насмешливый голос Юлдуз:

— Великий хан! Твой курултай становится похожим на ярмарочный балаган — тут можно услышать площадную брань и увидеть бой петухов.

— Хатун права! — сказал Ахмат. — Не будем уподобляться балагану. Я объявляю вам свою волю: мы пойдем великим походом на московскую землю и превратим ее в пыль. Я покараю Ивана и дам Москве нового князя, покорного моей воле. Я принимаю руку, протянутую польским королем, и посылаю к нему своего человека. Бекляре-бег! Объяви Казимирову послу, чтоб тот собирался в обратную дорогу, заготовьте фирман, богатые поминки и через два дня отправляйте его в путь. А завтра пусть будет военный праздник — люди польского короля должны видеть силу и удаль наших воинов. Пусть Муртаза и Темир покажут нам завтра меткость своих стрел, и тот, кому выпадет удача, поедет обратным послом и будет моим человеком у короля.

Ахмат встал, и военный совет снова распростерся на полу.

Решение Ахмата быстро стало известно всему Сараю. Город охватило предпраздничное ликование: среди многочисленных торжеств военные празднества пользовались особой любовью.