Вот нечто важное о заместителях Андропова: "Могу сказать твердо, что и Брежнев не просто хорошо относился к Андропову, но по-своему любил своего "Юру", как он обычно его называл. И все-таки, считая его честным и преданным ему человеком, он окружил его и связал "по рукам" заместителями председателя КГБ — С.К. Цвигуном, которого хорошо знал по Молдавии, и Г.К. Циневым, который в 1941 году был секретарем горкома партии Днепропетровска, где Брежнев в то время был секретарем обкома. Был создан еще один противовес, хотя и очень слабый и ненадежный, в лице министра внутренних дел СССР НА. Щелокова.
Здесь речь шла больше не о противостоянии Андропова и Щелокова, которого Андропов иначе как "жуликом" и "проходимцем" мне и не рекомендовал, а скорее о противостоянии двух организаций, обладающих возможностями контроля за гражданами и ситуацией в стране. И надо сказать, что единственным, кого боялся и ненавидел Щелоков, да и его первый зам, зять Брежнева — Ю.М. Чурбанов, был Андропов. Таковы были авторитет и сила КГБ в то время…
Жизнь непроста, многое определяет судьба и случай. Случилось так, что и С. К. Цвигун, и Г.К. Цинев сохранили жизнь только благодаря искусству и знаниям наших врачей. Цвигун был удачно оперирован по поводу рака легких нашим блестящим хирургом М.И. Перельманом, а Цинева мы вместе с моим другом, профессором В.Г. Поповым, несколько раз выводили из тяжелейшего состояния после перенесенных инфарктов миокарда. И с тем, и с другим у меня сложились хорошие отношения. Но и здесь я чувствовал внутренний антагонизм двух заместителей председателя КГБ, которые ревностно следили друг за другом. Но оба, хотя и независимо друг от друга, контролировали деятельность КГБ и информировали обо всем, что происходит, Брежнева. Умный Георгий Карпович Цинев и не скрывал, как я понял из рассказов Андропова, ни своей близости к Брежневу, ни своих встреч с ним.
Болезни Цвигуна и Цинева доставили нам немало переживаний. И не только в связи со сложностью возникших медицинских проблем, учитывая, что в первом случае приходилось решать вопрос об операбельности или неоперабельносги рака легких, а во втором — нам с трудом удалось вывести пациента из тяжелейшего состояния, граничащего с клинической смертью. Была еще одна сторона проблемы. Брежнев особенно тяжело переживал болезнь Цинева, который был его старым другом. Когда я выражал опасения о возможном исходе, он не раздражался, как это делали в трудные минуты многие другие руководители, а по-доброму просил сделать все возможное для спасения Георгия Карповича. Удивительны были звонки Андропова, который, прекрасно зная, кого представляет Цинев в КГБ, искренне, с присущей ему вежливостью просил меня помочь, использовать все достижения медицины, обеспечить все необходимое для лечения и т. п. Мне всегда казалось, что Андропов, понимая всю ситуацию, уважал и ценил Цинева, будучи в то же время весьма равнодушным и снисходительным к Цвигуну".
Чазов, очевидно, по натуре не лишен сентиментальности. А может быть, и лукавит чуть, даже задним числом. Ни Андропов, ни его оба заместителя не могли испытывать друг к другу никаких чувств, ибо соперничали. А главное — все они уже не имели никаких принципиальных убеждений, не считая, разумеется, обветшалого вконец "марксизма-ленинизма".
Они были практиками в своей профессиональной работе и честолюбивыми карьеристами в политике. Даже у Андропова, который все же был чуть пошире своих коллег по умственному уровню. А в своей служебной повседневности оба заместителя внимательнейшим образом наблюдали именно за взаимоотношениями своего начальника с другими высшими деятелями партии и государства. Включая, кстати, и главного лекаря страны.
Закончим тему "здоровье и власть" еще одной, уже последней сценкой из воспоминаний Чазова. Она не только интересна для завершения данного сюжета, но и является чрезвычайно выразительной характеристикой, так сказать, "быта и нравов" высших властителей Советского Союза эпохи Брежнева.