Предположение (ЛП)

— Ты ведь знаешь, что не должна этого делать, верно? Мы можем убежать и жить где-нибудь на пляже, пить из кокосов и использовать банановые листья в качестве одежды, — говорит Джастин.

Я смотрю на него и поднимаю бровь.

— Во-первых, это отвратительно. Я даже не хочу видеть тебя без рубашки, а тем более в одном банановом листе. Во-вторых, ты мне как брат, так что это просто странно. И в-третьих, я уже замужем за Кентоном, так что на данный момент не имеет значения, пойду я к алтарю или нет.

Я наблюдаю, как его взгляд смягчаются, и он обнимает меня за плечи, притягивая к себе и целует в волосы.

— Я тоже люблю тебя, сестренка, и для меня большая честь проводить тебя к алтарю.

— Если ты испортишь мой макияж, заставив меня плакать, я надеру тебе задницу, — говорю я, обнимая его за талию и кладя голову ему на грудь.

Когда я была маленькой, то часто задавалась вопросом, кто мой отец. Мать никогда о нем не говорила, и, если бы я подняла эту тему, она бы разозлилась, поэтому я быстро научилась не задавать вопросов. Кентон спросил меня, хочу ли я, чтобы он его поискал, но не знаю, хочу ли я этого. Когда мы с Нэнси заговорили о свадьбе — или о возобновлении клятв, — она спросила, кто должен провести меня к алтарю. Сначала я сказала «никто», но потом подумала обо всех тех людях, которых приобрела здесь как семью. Вспомнила о Линке и пожалела, что его здесь нет, он заботился о клубе для Сида. А потом я подумала о Джастине, о том, как много он для меня значит и как важен в моей жизни, и поняла, что это должен быть он. Может, мы и не кровные родственники, но в глубине души я знаю, что мы семья — не в традиционном смысле, но во всех отношениях, которые имеют значение.

— Хорошо. Пойдем, пока ты не намочила мой костюм, — говорит Джастин, когда начинает играть музыка.

Я бросаю последний взгляд в зеркало, прислоненное к двери, и убеждаюсь, что платье сидит хорошо. Белое, кружевное, с короткими рукавами, оно облегает тело, демонстрируя каждый изгиб, достигает середины бедра и расширяется, как хвост русалки. Я влюбилась в это платье сразу же, как только примерила его в свадебном магазине.

Я скрываю вуалью лицо и плечи, и делаю глубокий вдох. Тара смотрит на меня и улыбается, а я улыбаюсь в ответ, когда она открывает дверь. Я осматриваю задний двор родительского дома Кентона. На траве стоят стулья, где расположились все наши родственники и друзья, чтобы было удобно наблюдать, как мы произносим клятвы. В конце прохода Кентон стоит под большой аркой, покрытой тюлем, кружевами и цветами. У меня перехватывает дыхание, когда я вижу его в смокинге. Он всегда великолепен, но сейчас особенно. Широкие плечи обтянуты черной материей, которая подчеркивает объем груди и силу рук. Волосы выглядят так, словно он весь день проводил по ним рукой, а темный оттенок вокруг челюсти, который всегда виден, только делает его более горячим.

Он спросил, не следует ли ему побриться, и я ответила, что, если он это сделает, ему не повезет, пока его щетина не отрастет снова. Он рассмеялся, поднял меня, и посадив на столешницу в ванной, провел челюстью по внутренней стороне моего бедра, прежде чем поднять глаза и прошептать:

— Я же говорил, что тебе понравится. — А затем просунул свое лицо между моих ног, заставляя меня выкрикивать его имя. Он не ошибся; мне нравилось, как я могла схватить его за волосы, чтобы удержать на месте, и как шероховатость его щетины ощущалась у меня между ног.

Я выныриваю из воспоминаний, когда добираюсь до конца прохода, и Кентон берет мою руку из рук Джастина. Его взгляд скользит вниз по моему телу, и он произносит одними губами:

— Черт возьми.

Я улыбаюсь еще шире и смотрю ему в глаза.

— Мы собрались здесь сегодня, чтобы засвидетельствовать союз Кентона и Отэм, — говорит пастор, и я поднимаю на него глаза. — Есть ли…

— Мы уже женаты, так что можем пропустить часть о том, что кто-то не хочет, чтобы мы были вместе, — говорит Кентон, прерывая пастора, и я чувствую, как щеки розовеют, когда толпа сзади посмеивается.

— Ладно, пропустим эту часть, — говорит пастор, глядя на Кентона и смеясь. Он продолжает церемонию, и когда спрашивает Кентона, хочет ли тот взять меня в жены, Кентон смотрит на меня, и я вижу то же самое выражение в его глазах, что и в первый раз, когда он сказал: «Да» — каждую унцию любви, которую он испытывает ко мне, прямо на поверхности, чтобы я могла видеть.

Я даже не помню, сказала ли «Да», как Кентон уже поднял мою вуаль и подарил мне поцелуй, слишком горячим для исполнения на публику, чтобы засвидетельствовать нашу женитьбу. Его язык проникает в мой рот, тело прижимается к моему. Одна рука лежит на моих ягодицах, другая на затылке. Не могу сдержать стон, чувствуя, как его эрекция прижимается к моему животу.

Момент прерывается, когда начинается свист и аплодисменты.

Он отстраняется и приближает губы к моему уху.

— Тебе чертовски повезло, что вся моя семья здесь.

Я крепче закрываю глаза и изо всех сил сжимаю ноги, чтобы унять пульсацию между ног. Когда я открываю глаза, то почти отхожу назад, но Кентон все еще удерживает меня.