— Слышь, мелкий, — подал голос дядька, — так мы что, в лес идем?
— А ты думал, я тебя в магазин за мясом зову?! — возмущенно вскинулся я.
— Да, чего-то протупил, — покаянно пробормотал Заг.
— Дядька, — начал я, — только я, это, кровь не спустил и не выпотрошил, тушку-то, поэтому и тороплюсь, чтобы успеть.
Лучше признаться сразу, чтобы потом не выслушивать кучу упреков…
— А чего так? Кровь бы хоть выпустил, время бы много не заняло! — деловито произнес он.
— Да, как-то не сообразил сначала, а потом занят был, — повинился я.
— Чем занят-то? — проявил интерес Заг. — Опять свой гульбарий собирал?
— Гульбарий, дядька Заг, — наставительно сказал я, — это то, чем вы с моим батюшкой занимаетесь в харчевне старого Гро, а то, что я собирал — это гербарий!
Так, перебрасываясь ничего не значащими фразами, мы подошли к моей полянке.
— Ну, что, где твой труп смердящий? — подозрительно оглядывая окрестности, спросил дядька.
— Ща! Буквально минутку мне дай, я его покли́чу, и он прилетит на крыльях летнего солнца!
Эк, как меня, однако, торкнуло!
Я юркнул в кусты, что росли около дерева, на которое я вздернул свинку, достал нож, чуть оттянул веревку из вьюнка, и, немножко дурачась, закричал:
— Где ты, наш ужин?! Сей же час появись и предстань пред нами!
После этих слов я эффектно, одним ударом, перерубил веревку из вьюнка. В кроне дерева что-то затрещало, ветви качнулись…и на этом все!
Так, не понял?! Где наш ужин?
— Где моя свинья, сволочь? — заорал я и пнул ногой дерево. От обиды и несправедливости я чуть не расплакался, но потом подключил, почему-то задремавший мозг, подошел к дереву и поднял голову вверх.
Ну, конечно! Я решил перестраховаться, чтобы тушку раньше времени кто-нибудь не нашел или не учуял, а потому я поднял ее на четвертый с низу ряд веток, и теперь моя тушка повисла на кроне самого нижнего ряда, как раз надо мной.
Пока я смотрел вверх и чего-то соображал, дядька уже все понял и решил мне помочь. Он скорым шагом подошел к дереву и резко, со всей своей силы, тряханул его. Я увидел, как тушка, медленно продавливая листву, начинает свой полет к земле.
Нож — вот что спасло мою молодую жизнь!
К счастью, я его так и не убрал в ножны на поясе, и, увидев планирующего мне на голову хряка, я вскинул руки вверх, хряк наделся головой на мой ножик, мои руки подогнулись, но уже дважды убитый хряк отклонился от своей убийственной траектории, и встретился с землей прямо впритирку со мной, севшим на пятую точку, наверное, даже раньше, чем услышал звук столкновения порося с землей.
— Эй, мелкий, ты чего-то бледненький, тебе голову напекло? — участливо пробасил Заг, выходя из-за дерева.
— Слышь, шутник, меня сейчас чуть жизни не лишили, а ты ржешь! — с обидой сказал я.
Руки уже не дрожали, но на ноги я пока вставать не рисковал.
— Кто? — выдохнул дядька.
— Ты не поверишь, — я начал подхихикивать, видно отходняк пошел, — мой мертвый хряк меня чуть не убил! Причем, с твоей активной помощью! Ты решил продемонстрировать главный постулат твоей истории про пальму и обезьяну?!
— Ты это про что? — от удивления у дядьки брови подлетели вверх так быстро, что я испугался, что они затормозят только на затылке.
— Ага, уже забыл?! — предвкушающе сказал я. — А помнишь фразу — «Хренли думать? Трясти надо!»
Пару секунд дядька раздумывал, а потом в лесу гулко забухало. Ближайшие лесные угодья очистились от всей живности и птиц. Мне кажется, что подальше убрались даже насекомые.
Да уж, смех дядьки Зага — испытание не для слабонервных! Вот под этот грохочущий аккомпанемент, я рискнул и взгромоздил свою драгоценную тушку на ноги.
— Ну, ты шутник! — восторженно проорал дядька и хлопнул меня по плечу, отчего я тут же обнаружил себя, сидящим на заднице, на земле.
— Я так чувствую, что сегодня день явно не задался уже с утра! Ты-то за что меня прикончить решил?! — взвыл я, потирая отбитое его грабкой плечо.
— Э-э-э, хм-м, — сконфуженно пробормотал мой несостоявшийся убивец, — ты, это, Раст, прости, не рассчитал.
Он нагнулся, взял меня за руку, и одним плавным движением поставил на ноги, а затем рукой начал заботливо отряхать мне штаны. Я понял, что если я сейчас не переключу его внимание, то минуток через пять в моем организме целых костей не останется.
— Дядька Заг! — мартовским котом заорал я, — мы чего сюда пришли? Давай порося разделывать!
— Ага, я сейчас, — засуетился дядька, — только, ты ведь того, ушибленный!
— Дядька! — заорал я, чувствуя, как начинаю звереть. — Не зли меня, ибо я страшен в гневе! Потроши порося, а обо мне — ни слова!
Дядька как-то сразу принял деловой вид и, достав свой любимый ножик, больше похожий на не очень длинный меч, направился к кабанчику.
— Так, — пробурчал он, — что тут у нас?
— Что, что, — пробурчал я, — работа тут у нас, а время, между прочим, идет! Скоро темнеть начнет, а у меня еще куча дел!
— Ты чего малек? Только утро началось, еще не все даже глаза продрали, а у тебя уже вечер! Ты притормози, не спеши!
Дядька, переговариваясь со мной, времени зря не терял. Он ловким движением вскрыл кабанчику становую жилу, слил кровь и начал его потрошить.