Предместье

- Зимой тебя с печи не сгонишь, - вместо Долинина ответил ему бригадир.

- Посмотрим!

Когда ребята разошлись, Долинин шутливо пожурил Маргариту Николаевну за слабость нервов.

- Дело не в нервах, "Яков Филиппович, а в том, что я в детском саду никогда не работала и разговаривать с таким народом не умею. Вы же сами слышали: "Это - мужская работа", "это - бабья"... Тоже мне - мужчины! С ними строгость нужна. Вот Цымбал крепко умел их держать. А я разве строгая!

- Для женщины - достаточно.

- Вижу, и вы делите работу на мужскую и на женскую.

Первый раз за эту беспокойную ночь Маргарита Николаевна улыбнулась.

- А что же?.. - ответил Долинин. - Окончится война, минуют не менее трудные послевоенные годы, и - что вы думаете - разве мы не освободим вас от многих непосильных вам работ?

- Я, например, в этом не нуждаюсь. Я могу делать что угодно.

Маргарита Николаевна гордо выпрямилась и осуждающим взглядом окинула Долинина с ног до головы.

Узнав от навещавшей его Вареньки об истории с неудачным ремонтом и с трактористами, Цымбал начал разговор о выписке из медсанбата. Варенька пыталась его уговорить не делать этого, уговаривали и сестры, и врач протестовал: рано, дескать, спешить незачем. Но Цымбал, как всегда, упрямствовал. Он уже испытал свою ногу, расхаживая ночами по палате. Нога еще побаливала, но службу служить могла, а большего, по мнению Цымбала, от нее и не требовалось. И в один из пасмурных ветреных дней, отмахиваясь от советов и предостережений, он поблагодарил работников медсанбата, попрощался с ними, затем выломал из черемухового куста в палисаднике крепкую палку и, опираясь на нее, прихрамывая, спустился к перевозу.

Окруженный ребятами, он сидел вскоре на бревне возле тракторного сарая и расспрашивал о житье-бытье во время его отсутствия.

Ребята хвастали успехами в стрельбе из винтовки, показывали пробитые мишени.

- Очень мило, - сказал Цымбал. - А ни одна машина еще и отремонтирована. Вы у меня бунтовать бросите! С завтрашнего дня я вас возьму в работу. Ясно?

- Ясно, товарищ директор, - ответили ребята радостно.

Они были довольны, что вернулся их директор; им нравилось, что ими снова будет руководить твердая рука, что Цымбал никогда ни перед чем не теряется, что его все окружающие уважают и даже побаиваются. "С таким чего не работать?" - говорили они между собой и всем своим видом подчеркивали, что работают лишь потому, что не хотят уронить чести МТС, руководимой таким директором.

Варенька, собравшаяся было навестить в этот день Цымбала, в медсанбате его уже не нашла, догадалась, в чем дело, и тоже явилась к тракторному сараю. Но Цымбала не было уже и там. Он томился и рано ушел домой отдохнуть. Варенька увидела его лежащим на постели.

- Зачем вы это сделали, Виктор! - воскликнула он, входя. - Вам же говорили: не спешите. А запустение-то у вас какое!

Она оглядывалась вокруг.

- Три недели хозяина в доме не было.

Варенька принялась прибирать в комнате; потом сбегала на скотный двор, принесла парного молока.

- Да ну его! - Цымбал отстранил кувшин с молоком. - Детская пища.

- Вы в таком состоянии, когда детская пища вам в самый раз. Поправляться надо, Виктор!

Варенька хлопотала долго и ушла только тогда, когда наступило время вечерней дойки. По дороге ее встретила Маргарита Николаевна и спросила:

- Вернулся?

- Вернулся. Слабый очень, ты бы поухаживала за ним.

- Не захочет. - Маргарита Николаевна вздохнула. - Ворчать начнет.

- Что ты, ворчать! Я, например...

- Ты другое дело, - перебила Маргарита Николаевна. - Тебя, такую глупенькую, и волк в лесу встретит - не тронет.

Она охватила тонкой своей рукой смуглую шею Вареньки, привлекла девушку к себе и поцеловала у нее за ухом. Вареньке стало щекотно, она засмеялась.

- Сходи все-таки! - крикнула вслед уже удалявшейся Маргарите Николаевне, - И тебя, может быть, не съест.

Заглянул к Цымбалу и Ушаков. Они поговорили о только что закончившихся боях, о том, что планы гитлеровцев опять надолго расстроены. Ушаков сообщил, что хотя мастерская и загружена ремонтом боевых машин, но теперь он снова может помочь МТС.

Через несколько дней, к величайшей радости Вареньки, ее коровенок освободили от пахоты, распущены были и "мобилизованные землекопы" - в поле на смену им всем вышли три трактора. Для Цымбала наступила такая же беспокойная пора, как и весной. Трактористы старались, конечно, но машины по-прежнему то и дело выбывали из строя; с ними могли сладить только разве водители самой высокой квалификации, а таких не было и не предвиделось.

Прихрамывая, бродил Цымбал по полям, ругался и грустил. Возле остановившегося трактора его однажды застал Долинин.

- Кажется, Яков Филиппович, из этой дохлой техники, прямо скажем, уже взято все!

- Может быть, еще выжмем. Съезжу-ка я в дивизию. У них снова теперь тихо. Вообще весь фронт притих.

- А что слышно о нашем отряде? - спросил Цымбал.

- Возможно, скоро вернутся.

- Эх, отпустили бы вы меня с ними!