Предъява

– Стрелял не он, – глухо отозвался Артур. – Никонов вообще не вынимал оружия. Я видел его руки, к тому же, судя по характеру ранения, пуля прилетела совсем с другой стороны...

– Сообщники!!! – взвыл Горыныч. – Ты, недоумок, прошляпил сообщников мерзавца, а Борова с Хилым бросил на произвол судьбы. Что скажешь, ась?!!

– Насчет второго да, каюсь! – В голосе Ары зазвучали плохо скрытые вызывающие нотки. – Не хватило у меня мужества подставить башку под второй выстрел невидимого снайпера! И приезда ментов дожидаться не хотелось! Вот я и врезал по газам! Чисто машинально! А насчет первого... можешь верить – можешь нет, но «сообщники» здесь ни при чем. Произошедшее чрезвычайно напоминает подставу! Довольно изощренную, надо сказать.

– И кого же подставили?! Тебя, родимого?! – язвительно поинтересовался пахан.

– Не меня, спецназовца...

– Чушь собачья! – прогремел Ярошевич. – Ты, Артурчик, спятил с перепугу! Голимым психом стал!!! Ишь отмочил: «Спецназовца подставляют»! Да это ни в какие ворота не лезет! В дурдом тебя, мудака! На принудительное лечение!!!

– Лучше себе там место забронируй! – зло огрызнулся Ара. Черные глаза его загорелись от гнева: – Псих не я, а ты! Буйно помешанный! Опасный для окружающих!!!

Горыныч на миг онемел от подобной дерзости, затем... громогласно расхохотался. Правда, смех пахана больше напоминал истерику: Ярошевич дергался, икал, брызгал слюной, взвизгивал и действительно походил на сумасшедшего. Так продолжалось минуты две. Наконец он угомонился, вытер взмокшее лицо. Приступ бешенства сошел на нет. Взгляд Константина Павловича приобрел осмысленное выражение.

– Наверное, я излишне погорячился, – почти спокойно произнес он. – Прав ты или не прав... не знаю! Выясним со временем. Кстати, мы совсем забыли о пацанах. Вдруг они живы?! Звякну-ка я на мобильник Борову. А дальше... посмотрим по обстоятельствам.

Горыныч достал из барсетки сотовый телефон, нажал кнопку включения, однако набрать номер не успел. Телефон неожиданно зазвонил сам!

– Слушаю, – с некоторым удивлением сказал пахан (в настоящий момент он не ждал ни от кого звонка).

– Ярошевич? Константин Павлович? – донесся из тубки незнакомый, бархатистый баритон.

– Да.

– Очень приятно! А я – Никонов Андрей Иванович. Тот самый, которого ты подозреваешь в похищении общака. Между прочим, совершенно безосновательно.

– А-п-х-х! – задохнулся ошарашенный Горыныч. – Пх-пх-ап!!!

– Понимаю твое недоумение! – В голосе Никонова послышался сдержанный смешок. – Нам с тобой необходимо побеседовать. Расставить точки над «i». Но сейчас ты, полагаю, не в форме. Поэтому я позвоню позже, а пока пришлю к тебе твоих архаровцев: Хилого и Борова. Выслушай их внимательно, пошевели извилинами. Только больше не отключай телефон. До скорого! – Трубка запищала короткими гудками.

– Ядрена корень! – растерянно пробормотал пахан, бессильно опустив руку с мобильником. – Чертовщина какая-то!!! Или... я сплю?!.

6

22 часа 15 минут. Ближнее Подмосковье

Валерий Осьмухин – круглолицый, скуластый мужчина с длинными, сальными, стянутыми в «конский хвост» волосами – расслабленно полулежал на заднем сиденье «девятки». Рядом с ним устроился попыхивающий сигаретой Глухарев. Машину вел Полянский. Город остался далеко позади. За запотевшим окном мелькали подмосковные пейзажи: по причине ранней весны – унылые, непривлекательные. Не успевшие одеться первой листвой деревья лесопосадок угрюмо чернели голыми, прозябшими за зиму стволами. Кое-где между ними сохранялись остатки пористого, грязноватого снега. Дачные поселки светились редкими, тусклыми огоньками. (Наплыв отдыхающих еще не начался.) Из-под колес «девятки» летела жидкая грязь.

– Долго нам? – лениво спросил Валерий.

– Нет, чуток осталось, – не отрываясь от дороги, ответил Эдуард.

Полянский с Глухаревым явились на квартиру Осьмухина примерно час назад. Минут за пять до их прихода Валерий вколол в вену очередную дозу героина, ловил пресловутый кайф наркомана (заключавшийся всего-навсего в отступлении ломки[18] ), а посему дверь отворил с большой неохотой. Однако, узнав о цели визита сообщников, Осьмухин мгновенно стер с лица неприязненное выражение. Наконец-то вспомнили о своем обещании! Давно пора отдать причитающуюся ему долю, да и жилье поменять. На всякий пожарный!