Пределы страсти

«О да. О Господи, да!» — думала она, когда он встал рядом. Лишь несколько дюймов отделяли его толстый конец от ее лица. Поблескивала пурпурно-лиловая головка. Энн повернула голову, жадно открыла рот, чтобы засосать этого красавца. Когда ее губы сомкнулись на нем, Джеймс застонал, еще больше возбуждая Энн.

Она выгибала спину, пыталась вырваться из ремней. А когда ягодицы прижимались к столу, искусственный член глубже проникал в анус. Трубка сифонной клизмы, введенная во влагалище, была слишком тонкой, ее присутствие практически не ощущалось. Энн металась из стороны в сторону, жаждала ласки, которая наконец забросила бы ее на вершину блаженства.

— О, мадам! — Джеймс закатил глаза от удовольствия. Она все доила и доила его, но он ни на секунду не забывал о своих обязанностях и, почувствовав, что кончает, открыл клапан, перекрывающий трубку.

В тот самый момент, когда сперма брызнула в горло Энн, долгожданная струя теплой воды ворвалась в ее влагалище. И тут же ее сотряс долгожданный оргазм. А теплая вода выплеснулась из влагалища, разливаясь по клеенке.

Звук этот только усилил и без того мощную волну оргазма. Наслаждение длилось, длилось, длилось, пока последние капли воды не перестали барабанить по клеенке.

Джеймс, застегнув брюки, уже стоял у нее между бедер. Поглаживая и пощипывая клитор, еще дважды подарил ей высшее наслаждение, прежде чем решил, что на сегодня хватит. При оргазме тело Энн ходило ходуном, живот трясся мелкой дрожью. Ей казалось, что она покидает грешную землю и взлетает на небеса.

— О да, — шептала она. — Господи! Господи!

Лицо Джеймса сияло от гордости.

— Обслуживать такую прекрасную женщину для меня большая честь. Может, вы выберете меня и в следующий раз? — Как и прежде, в голосе его слышалась неподдельная искренность.

Похвала Джеймса бальзамом пролилась на душу Энн. Его слова отдавались в ее ушах и после того, как она вышла из терапевтического центра и села в машину. Вернувшись в редакцию, в туалете она столкнулась с Корриной.

— Привет! — Энн ослепительно улыбнулась заместителю редактора отдела моды. — Трудный выдался денек?

Коррина коротко взглянула на умиротворенное, расслабленное лицо Энн.

— Похоже, сеансы терапии идут тебе на пользу, — пробурчала она. — Может, дашь адресок?

— Тебе? — Энн усмехнулась. — Я сомневаюсь, что от этого будет прок. Этот курс разработан специально для толстушек.

— Да, наверное, ты права. Что ж, ходи в свой центр. Глядишь, со временем станешь такой же изящной, как и я.

И Коррина отвернулась, пряча самодовольную ухмылку. Энн миролюбиво улыбнулась. Она не испытывала ни малейшего желания вступать в словесную перепалку. Ну не было у нее такого желания!

УРОК МУЗЫКИ

Я еще поднимаюсь по ступеням, а чувство это уже возникает внизу живота, я дрожу от страха и предвкушения высшего наслаждения.

Швейцар вносит футляр с виолончелью в студию и ставит у окна. Я прошу его вернуться через час, чтобы снести виолончель вниз. Студия пуста, более чем пуста: без него это не студия — пустыня. Я пересекаю ее, мои шаги звонко отдаются от дубовых половиц, сажусь у окна, жду.

Вторая половина дня. Солнечный свет без труда пробивает занавески из тонкого муслина. Снаружи доносится шелест листвы: дует легкий ветерок. Я смотрю на дома на противоположной стороне улицы. Балконы с высаженными на них цветами: лилиями, мимозой, розами. Белая штукатурка, освещенная солнцем, слепит глаза.

Открывается дверь студии, но я поворачиваюсь не сразу, до последнего оттягиваю тот момент, когда взгляну в твое лицо. Когда же поворачиваюсь, вижу, что смотреть особенно не на что. Я знаю, каким видят тебя остальные, но перед моим мысленным взором ты совсем другой. Волосы каштановые, длинное, серьезное лицо, красивые глаза, прячущиеся за очками в золотой оправе.

Но сводит меня с ума твой рот, сводит с ума и снится по ночам. Широкий, удивительно красивый рот. У учителя музыки не должно быть такого рта. Рот выдает тебя с головой. Неужели остальные этого не замечают? Я-то поняла все с первого взгляда.

Ты улыбаешься и приветствуешь меня — общие, ничего не значащие слова. Я подхожу к другому окну, открываю футляр. Ничего необычного в этом нет. Если кто и наблюдает за нами, у него не может возникнуть и тени подозрений. Но я-то знаю, что к чему.

Сегодня мы собираемся играть вместе дуэт Пуччини. Я усаживаюсь на стул. Одна рука на струнах, вторая держит смычок. Ты сидишь напротив, жадно ловишь каждый мой вздох, но сдерживаешь желание прикоснуться ко мне. Я вижу тебя насквозь. И предвкушаю то, что последует за твоими взглядами.

Три раза ты стукаешь по струнам смычком. Эхо отдается в моих ушах. Мы начинаем. Музыка наполняет студию. Какая в ней прекрасная акустика.

Дыхание у меня учащается, корсет становится тесным. Наверное, я затянула его сильнее, чем обычно. Тебе нравится моя тонкая талия. Ты ведь думаешь сейчас об этом? Тебе хочется обхватить ее своими руками с такими длинными, артистическими пальцами? Или тебя заворожили верхние полукружия моих грудей, вздымающиеся над кружевом сорочки?

Мы играем, и я чувствую, как трепещет мое тело.