Предел Спасения

Гаунт осознал, что Идвайн все еще пристально смотрит на него.

— Я не очень хорошо читаю ваши лица, — сказал Идвайн. — Я не считываю человеческие микро выражения. Они слишком слабые, незначительные.

Гаунт не знал, что ответить.

— Но вы выглядите озабоченным, — продолжил Серебряный Гвардеец. — Очевидно, что есть стрессовый фактор от этого боя, но вы человек, который повидал битвы. Где ваша твердость? Мне кажется, что кое-что другое беспокоит вас.

— Вы достаточно хорошо читаете наши лица, — сказал Гаунт.

Идвайн нахмурился и кивнул, как будто спокойно порадовавшись своему успеху.

— И?

— Я обнаружил себя отвлеченным, — сказал Гаунт. — Не ожидая этого, я обнаружил себя озабоченным благополучием другой личности на борту. Это беспокойство удивило меня до такой степени, что я нахожу это тревожным.

— Вы подвергаете сомнению свою концентрацию.

— Я беспокоюсь о том, как с этим справиться.

— Это женщина? — спросил Идвайн. — Женщина? Половой партнер? Я понимаю, что это может быть очень отвлекающим для эмоционально скомпрометированных.

— Нет, — сказал Гаунт. — Я недавно узнал, что у меня есть сын.

— А, — произнес Идвайн. — Отпрыск. Я о них тоже ничего не знаю.

Он наклонил голову, прислушиваясь.

— Вы слышите? — спросил он.

Холофернэс прекратил тренировку и тоже прислушался. Гаунт сконцентрировался. Он мог выделить отдаленный, периодический грохот, замаскированный пульсацией двигателя, повторяющееся пыхтение вращения машины.

— Это главный склад корабля подает боеприпасы с максимальной возможной скоростью, — сказал Идвайн. — Мы стреляем всем, что у нас есть, с максимальной скорострельностью. Мы пытаемся убить что-то очень большое.

XII. УНИЧТОЖЕНИЕ ЗАРЕГИСТРИРОВАНО

Какой бы разум не управлял демоническим кораблем Оминатор, его ликующая жажда убийства была такой сильной, что он запоздало осознал то, что Армадюк и Либертус поставили его в невыгодное для обороны положение.

Они встретили его безудержное наступление на Имперскую позицию со спокойной решимостью, перехватив его траекторию, так что Оминатор был вынужден пройти между ними. Возбуждение от наступления Оминатора было таким, что он слишком разогнался. Стало очевидно, что он не сможет внезапно затормозить или выполнить уклонение вовремя, не поставив себя в еще более уязвимое положение. Любая попытка вывернуться из тактического замка израсходовала бы огромное количество его энергетических резервов и безнадежно выбила бы его из положения на боевой сфере.

Он продолжал вопить свое имя. Щиты вокруг его носа и боков начали пульсировать субфотонным мерцанием цвета разорванных внутренностей. Механические органы вдоль его хребта и между лезвиями его ребер начали пульсировать, когда он начал собирать энергию для удара из главного орудия.

Монотонно продвигаясь, Армадюк и Либертус обменялись краткими невербальными сигналами и начали поливать огнем вражеский корабль. Два потока артиллерийских обстрелов вырывались от Имперской пары, сходясь подобно линиям какой-то адской схемы на Оминаторе. Потоки были узорами от пульсирующих и направленных энергетических орудий, объединенными выстрелами сотен батарей, подчиненных капитанским когитаторам слежения. Тяжелые артиллерийские системы выплевывали потоки снарядов, ракет и баллистических зарядов типа корабль-корабль.

Оминатор впитывал это не замедляясь, принимая титанический обстрел от Либертуса передними щитами левого борта и разрушительное насилие от слегка вырвавшегося вперед Армадюка правым бортом и килем.

Два корабля продолжали свое непреклонное наступление. Оминатор наступал в лицо их сконцентрированной ярости, по-видимому, не обращая внимания, как будто атака была абсолютно тщетной. Скорострельность была колоссальной. Два артиллериста на Либертусе были убиты отдачей, пытаясь обслужить тяжелые батареи достаточно быстро, а техник на борту Армадюка сгорел от обжигающего лазера. На своем командирском кресле на борту Армадюка, Спайка размышлял о том, что он никогда не видел корабль, который выдерживает такую безжалостную порку.

Оминатор провизжал свое имя и попытался выстрелить, но адская молния не смогла развиться настолько, чтобы хлестнуть с корпуса. Он попытался снова, а затем снова: еще две или три провалившихся попытки при зажигании.

Затем его щиты отказали, а его корпус разорвался, как проколотая мембрана. Энергии щита волной потекли в пустоту вокруг него, как чернила на воде, как порванная парусина, несомая рядом с потерпевшим кораблекрушение кораблем, как порванный яичный мешок.

Что-то катастрофическое произошло глубоко внутри корпуса демонического корабля. Там был значительный, хотя приглушенный, взрыв, глубоко внутри корабля, примерно в двух третях длины его корпуса. Это не был огромный, удовлетворительный солнечный взрыв уничтожения, но это вырвало наружу куски палуб и внутренней структуры. Наружу извергнулись облака горящей, токсичной энергии и атмосферы. Каркас задрожал.