Преддверие (Книга 3)

- А по-твоему - сама? - Тутти тоже остановилась напротив княжны. Что ты вообще в своей жизни делала сама? Легко говорить, что брата расстреляли большевики, и при этом ездить в экипаже два квартала от школы до дома, и учить уроки, и по звонку ложиться спать! А ты знаешь, как расстреливают? Ты это знаешь? Ты это видела? Что ты вообще видела и что ты вообще знаешь?! Я не знаю, почему я вообще с тобой говорю, между нами пропасть - потому что ты, девочка из детской, ничего не можешь противопоставить тому, что знаю я! Ты не имеешь права говорить со мной на равных!

Тутти говорила, не понимая сама, откуда с такой силой выплескивается эта доставляющая ей странную радость жестокость. Она говорила, видя, что ее слова попадают в цель, причиняя боль...

- В таком случае, если ты думаешь... что только ты... Ты можешь вообще со мной больше не говорить! Никогда, слышишь, никогда!..

- Я думаю, что больше нам говорить не о чем!

- Я тоже... так думаю! Если ты... - княжна не продолжила фразы, а замолчала, неожиданно прижав к горлу ладонь, и, словно перестав замечать перед собою Тутти, как будто ощупью найдя стоявшую рядом банкетку, села.

Упоение неожиданно нахлынувшей жестокостью прошло: Тутти стало не по себе. Сидящая на банкетке Лерик низко наклонилась вперед, почти упав головой на колени.

- Ты... что с тобой?!

- ...Надо скорее домой... пока приступа нет, - с трудом проговорила Лерик, поднимая на Тутти до желтизны побледневшее лицо. - У меня... астма... вот... что я... знаю.

Когда Лерик нетвердой походкой вышла из подъезда и села в поджидающий ее экипаж, Тутти, сама не зная почему, постаралась заглушить в себе поднимающееся раскаяние. Весь вечер она провела за учебниками, со злостью вгрызаясь в задания на следующий день. Так или иначе, но показать Лерику, что она способна учиться не хуже, было необходимо. Злость оказалась подходящим рычагом, и Тутти, против обыкновения спеша утром в класс, уже заранее торжествовала победу - как нельзя более кстати: уже начинали выводиться итоговые оценки перед каникулами. Место Лерика оказалось пустым. Это вызвало у Тутти такую досаду, что она не сразу связала отсутствие княжны с тем, что произошло накануне, а только услышав разговор сидящих впереди нее девочек:

- Gagarine est absente aujourd'hui14, - шепнула соседке темноволосая Луиза Молье, вставляя в ручку другое перо.

- Elle est encore malade.15, - ответила соседке Эли Ренар, голубоглазая и белокурая девочка с капризным выражением лица.

"Malade"16 - это слово связалось вдруг для Тутти со вчерашней ссорой... "Malade" - из-за нее? Из-за этого, казалось, приносящего ей. Тутти, облегчение, ощущения выплескиваемой жестокости?

...После уроков Тутти пошла к начальнице просить разрешения навестить mademoiselle Гагарину.

29

Подходя к скрытому за решеткой довольно большого сада особняку Гагариных, Тутти почувствовала, что решимость начинает ее оставлять. Принятое решение по-прежнему оставалось единственно правильным, но эта правильность стала безжалостной: выполнить его представлялось уже почти невозможным. Мысль о заболевшей из-за нее Лерик казалась невыносимой, воспоминание о побледневшем до желтизны личике княжны и сломленно поникшей позе хрупкого тела обжигало сознанием вины... И все же переступить через свое самолюбие было невозможно. Княжна слишком походила на Тутти, и поэтому в том, чтобы уступить ей. Тутти чудилось унижение.

Готовая разреветься от злого отчаяния, Тутти опустилась на белую скамейку недалеко от ограды, от которой нельзя было уйти и которую нельзя было переступить.

- Quelque chose ne va pas, Mademoiselle 17?

- Нет, ничего, - забывшись, ответила по-русски Тутти.

- Вот как, соотечественница?.. Не являетесь ли вы к тому же mademoiselle Баскаковой?

Тутти с изумлением подняла глаза: стоявший перед ней пепельно-светловолосый элегантный молодой человек лет шестнадцати был ей незнаком, но черты его лица кого-то напоминали.

- Да. Как Вы догадались?

- Это секрет, - со смехом ответил молодой человек, перебрасывая легкую трость из руки в руку. - Я - брат Леры Гагариной, с которой Вы учитесь в одном классе.

- Как она себя чувствует? - спросила Тутти, глядя на молодого князя несколько настороженно.

- Благодарю Вас, ничего. Ведь Вы, вероятно, хотели ее навестить?

- Я... да... не знаю...

- Пойдемте! - Гагарин приветливо улыбнулся Тутти. - Вы знаете, она будет очень рада Вас видеть.

30

Не бывавшая прежде у Леры Тутти, переступив порог Гагаринского особняка, неожиданно почувствовала себя перенесенной из центра Парижа в дореволюционную Россию, даже - в Россию прошлого века. По рассказам она уже знала, что этот особняк построен еще дедом Лерика. По свойству всех старых русских домов, некоторая обветшалость обстановки и придавала своеобразный уют внутреннему убранству дома. Узкие окна коридора были затенены разросшейся зеленью сада, широкая лестница с дубовыми перилами вела наверх, на второй этаж.