Предчувствия ее не обманули

– Если мы скажем Ромке, он вопросами задолбает и сразу начнет орать. А часы достать как-то надо. Выходит, вся надежда на дядю Мишу.

Когда мы вошли в дом, дядя Миша пил чай на кухне. Нам он обрадовался, не зная, что ему сулит судьба.

– Дядя Миша, – бросилась к нему Женька, сцепив ладошки на груди. – У нас несчастье.

– Что такое? – ахнул он.

– Вы колодец за домом видели, заброшенный?

– Ну…

– Мы мимо шли… – Далее последовал рвущий душу рассказ о потере часов. – Роману Андреевичу об этом говорить никак нельзя, они с Анфисой опять разругаются. Он ей запретил к колодцам подходить, у него в детстве в колодце кошка утонула, он их сам до смерти боится и Анфисе строго-настрого запретил…

Я только глаза закатила, слушая все это. Дядя Миша кивал, рассказ у него, как ни странно, вызвал доверие, этому сильно способствовал тот факт, что кроме чая он успел пригубить и водки. Позднее выяснилось, с утра Роман Андреевич съездил в магазин и запасов целебной жидкости теперь хватит на месяц.

– Дык дело-то того… выеденного яйца не стоит, – хлопнув себя по ляжкам, заявил дядя Миша. – Воды там раньше не было…

– И сейчас нет, – поддакнула Женька.

– Ну, так и достанем. Я хоть на крышу, хоть в колодец, дело-то привычное. На дворе веревка есть, обвяжусь, а вы подержите.

– Спаситель вы наш! – Женька кинулась к нему на шею и расцеловала в обе щеки. Дядя Миша просиял и ходко поднялся.

– Бери веревку, и пошли.

– Что я тебе говорила? – шепнула мне Женька, бросаясь за веревкой.

Через пять минут мы двигали к заброшенному колодцу. Меня мучила совесть: дядя Миша пожилой человек, а мы с этим цирковым номером, да еще и врем к тому же. Впрочем, часы в самом деле лежат на дне. Дядя Миша заглянул в колодец, крякнул, привязал один конец веревки к дереву, второй обмотал вокруг талии, проверил веревку на прочность и подмигнул нам.

– Не волнуйтесь, девоньки, часы достанем.

– Ящик водки за мной, – пообещала Женька.

– Считай, они уже у тебя, Евгения Петровна. Ну, с богом.

Дядя перекрестился и, лихо перемахнув через подгнившее бревно, стал неторопливо спускаться, опираясь руками и ногами в сруб. Несмотря на возраст, выходило это у него довольно ловко.

– Не робей, девоньки, – приговаривал он. – Работы-то на пять минут.

Я некстати подумала, что спуститься – половина проблемы, ему ведь еще предстоит выбираться оттуда. Ладно, в крайнем случае вытянем его на веревке, вдвоем должны справиться.

Между тем дядя Миша достиг дна, присел на корточки и начал шарить руками.

– Вот они, часы-то, – он выпрямился, потрясая ими в воздухе. – Твои?

– Мои, мои. Выбирайтесь оттуда, – поторопила я.

Но дядя Миша вдруг замолчал, потом пнул ногой что-то и буркнул:

– Тут мешок какой-то.

– Мешок? – Женька так перегнулась через сруб, что едва не свалилась.

– Ага.

– Пустой?

– Что-то в нем есть. Видно, мусор выкинули. Чего-то твердое… и круглое, вроде мячика.

– Так вы посмотрите.

– Посмотрю, только развяжу тесемки.

С тесемками он возился долго, Женька изнывала от любопытства, то и дело спрашивая:

– Ну, что?

– Сейчас, сейчас.

Тут дядя Миша ойкнул, а вслед за этим рухнул в обморок, то есть упасть в буквальном смысле он не мог, размеры колодца этого не позволяли, а примостился в уголке, вытянув ноги, и более на наши вопли не отвечал.

– Дядя Миша! – голосила Женька. – Да что ж такое…

– Беги к Ромке, – тряхнув ее за плечи, велела я. – Скажи, дядя Миша в колодец провалился.

Женька бросилась к дому, вопя во все горло:

– Рома!

А я взывала:

– Дядя Миша, родненький, да что с вами?

Женькин вопль стих, вскоре кусты затрещали, и я увидела мужа, за ним трусила подруга.

– Где дед? – испуганно спросил Ромка.

– Там, – ткнула я пальцем вниз. – Рома, нужно его как-то поднять.

Увидев веревку, муж чертыхнулся:

– Чего его туда понесло? Опять ваши фокусы? Вы соображаете, что дед… – Он махнул рукой и полез в колодец. Спустился-то он быстро, а дальше вышла незадача, развернуться внизу с полулежащим дядей Мишей не было никакой возможности. Ромка кое-как приземлился на одной ноге, под ногой что-то затрещало, и он легонько тряхнул Патрикеева.

– Дед, ты чего? Ты меня не пугай…

– Андреич, – слабо пискнул старец, и мы с Женькой вздохнули с облегчением.

– Ну, слава богу, – перевел дух Ромка. – Давай, родной, держись.

Ромка подхватил дядю Мишу под мышки, подтянул его себе на плечо и начал выбираться наверх.

– Андреич, давай я сам как-нибудь, – охал дед. – Сорвемся.

– Выберемся, ты, главное, не отключайся, сейчас врача…

– Сомлел я, Рома.

– Бывает.

Ромкина голова показалась над срубом, мы подхватили деда и с трудом вытащили. Оказавшись на земле, он первым делом перекрестился.

– Свят, свят…

– Ну, как ты? – спросил Ромка, сев на траву рядом с ним.

– Андреич, внизу это… лежит чего-то. В мешке. Я развязал, а там…

– Чего там?

– Голова. Человечья.

– Дед, ты к бутылке прикладывался?

– Рома, истинный крест. – Дядя Миша опять перекрестился. – Видел собственными глазами.

Муж нахмурился, а мы с Женькой переглянулись. В отличие от Ромки дяде Мише мы сразу поверили и даже догадывались, что там за голова.

– Ладно, сейчас посмотрим, – полковник поднялся.

– Рома, не надо! – завопила я.