Штаб ген. Власова, канцелярии КОНР и народные советы, т. е. национальные группы, которые сотрудничали с КОНР, были размещены в отеле Ричмонд парк. С этого времени и до 1-го мая, он стал свидетелем многочисленных переговоров, направленных на объединение всех политических, военных организаций и национальных групп в общую формацию. Успех был незначительный. Переговоры с казаками затянулись вплоть до 29-го марта, когда на казачьем конгрессе в Веровитицах в Югославии, войско решило перейти на сторону КОНР, вопреки желанию своего старейшины ген. П. Н. Краснова. Безуспешно проходили переговоры и с украинскими сепаратистами. Мечта о свободной Украине была более сильной, чем рациональные доводы пользы союзничества. Кавказские народы, главным образом грузины, не имели в своей среде сепаратистов и их переход под командование ген. Власова был лишь вопросом времени. Однако, этого-то времени, было не так уж много. Рассмотрением национального вопроса и разрешением дальнейших проблем Совет национальностей при КОНР занимался на своем единственном заседании, состоявшемся 20-го февраля, но оно носило чисто формальный характер и не было вынесено никаких решений. Конец же войны стремительно приближался.
Город Карловы Вары не был избран самим КОНР в качестве своей резиденции. Его военные части формировались в области Ульм, а германские учреждения явно не желали географически соединить политическую организацию с армией. Выбор не был подходящим и потому, что город Карловы Вары имел тогда очень плохое сообщение с Германией, а именно с г. Ульм, вблизи которого происходило сосредоточие армии. Таким образом, КОНР оказался изолированным от остального мира. Единственным преимуществом было, что Карловы Вары, как лазаретный город, был пощажен от союзных воздушных налетов. Этим, конечно, воспользовались все члены СС, которые имели какое-либо отношение к новому союзнику, и перебрались вместе со своими семействами из находящегося под угрозой Берлина в Карловы Вары, где в условиях относительного комфорта и покоя провели весь остаток войны.
Для КОНР, однако, это время изоляции было периодом бездействия и отчаяния, которое длилось два с половиной месяца. Положение ухудшал еше и тот факт, что согласно решению германских учреждений, коммуникационный радиоузел должен был оставаться в Берлине и, тем самым, был абсолютно оторван как от КОНР, так и от обеих дивизий.
Кто, собственно, дал приказ к перемещению КОНР в Карловы Вары, мне так и не удалось установить. Согласно решению министра пропаганды Геббельса, все германские учреждения должны были оставаться в Берлине и участвовать в его обороне. Можно, правда предполагать, что на перемещении настояли, в собственных интересах и ради собственной безопасности, сами органы СС. Естественно, что бессмысленность этих решений вызвала у всех членов Комитета еще большую ненависть к немцам, а с приближением западного фронта и в результате умножающихся споров с германскими органами, все чаще и чаще стали раздаваться голоса, которые, наконец, открыто стали требовать войти в контакт с американцами и англичанами.
24-го марта в Карловы Вары приехал ген. Власов и на следующий день обсуждал это дело с Жеребковым. Жеребков информировал его, что он уже делал попытки войти в контакт с Западом.
27-го февраля, в отеле Ричмонд Парк происходило последнее заседание КОНР. Заседание проходило в мрачной атмосфере в виду надвигающейся трагедии, а после выступления бывшего киевского старосты во времена немецкой оккупации Форостинского, перешло в бурную противонемецкую демонстрацию. Староста Форостинский, обратившись к офицеру связи СС д-ру Эрхарду Крегеру и к остальным представителям Главного управления СС, сказал:
«Мне нечего терять. Я осужден на смерть. Мое имя внесено в список, осужденных советскими учреждениями к смертной казни за сотрудничество с немцами. Поэтому я вам здесь хочу сказать правду в глаза. Я сам лично послал в Германию 45.000 юношей и девушек — и почти половина из них ехала добровольно — потому что я вам доверял и верил, что эти молодые люди помогут своим трудом освободить нашу родину от большевизма. А что вы с ними сделали? Они стали бесправными рабами, и вы даже теперь не хотите облегчить их положение. Препятствуете нам на каждом шагу, когда мы хотим этим несчастным людям помочь. И это вы называете социализмом?».[51]
После речи Форостинского выступило несколько десятков дальнейших ораторов и все они говорили в том же духе. В лица присутствовавших немцев летели слова горьких упреков и ненависти и ни один из них не находил слов для ответа. Впервые за долгие годы немцы должны были выслушать горькую правду. Однако, надвигающуюся гибель невозможно было остановить словами.