Не хотела я так язвить. Но боже, как же мне хорошо с пистолетом в руке! Просто до смешного хорошо!
Дилан вздохнул. Фирменно, по-дилановски.
— Ладно, потом подумаем. Идем дальше.
Я шла за ним между двумя рядами книжных стеллажей, предусмотрительно направив дуло пистолета в пол.
— Так что вы мне покажете?
Он слегка приподнял плечи.
— То, что я долго от всех скрывал. Это расшифровка, которую упоминала миледи. Но у нее существенно отредактированный вариант, а у меня оригинал.
Я резко выдохнула.
— Ого! У вас?
— Вот видишь. Я был уверен, что ты заинтересуешься. Агент, который застенографировал разговор, мой друг и настоящий Курос. — Он ссутулился, как будто вся тяжесть мира обрушилась на него. — Он умер один и в страшных мучениях. Его предали. Я не поверил ему, когда он передал мне конверт и велел никому не говорить о нем, пока не будет чрезвычайных обстоятельств.
— То есть сейчас как раз чрезвычайные обстоятельства?
— Я уверен, Дрю, что можно так считать. — В конце длинного стеллажа Дилан резко свернул направо и продолжал идти, пока мы не оказались возле тяжелой деревянной двери в каменной стене. — Я думал передать ее Кристофу, но, вероятно, ты увидишься с ним раньше меня. Если, конечно, он еще жив.
Он странно посмотрел на меня грустными глазами.
Желание рассказать ему про свидание с Кристофом боролось во мне с голосом рассудка, который повелевал держать рот на замке. Здесь все лгали. Не хватало еще узнать, что и Грейвс пудрит мне мозги.
Но Грейвс спокойно резвился со своими друзьями-вервольфами. В общем-то, они неплохие ребята, просто тупые и злобные. Что с них возьмешь.
А если все равно никто не знает, что я здесь, то и наплевать.
Дилан отпер дверь массивным железным ключом.
— В нашем распоряжении два часа, пока на дежурство не заступит Крюгер. К этому моменту тебе лучше быть у себя в комнате.
— Ого, целый план.
В груди снова забурлил водоворот ощущений.
* * *
Я сидела на кровати и смотрела на закат, золотом лившийся в окно. Пистолет лежал на тумбочке, обращенный дулом в угол за дверью. Копия стенограммы — три с половиной листа печатного текста — покорно притулилась у моих босых ног.
С первого взгляда было ясно, что дата и время проставлены по военному образцу. По верху и низу каждой страницы шли ряды цифр. В середине, заполняя все белое пространство стройными колоннами, маршировали маленькие черные муравьи — мелкие, убористые буквы.
SFR-1: Все сведения засекречены и хорошо охраняются.
SFR-2: Не твое дело. Где она? Мы готовы заплатить.
SFR-1: Оставь свои деньги при себе. Эта сука должна умереть.
SFR-2: Могу устроить.
Это они говорили о моей маме. Обсуждали ее убийство так же спокойно, как еще один пункт в списке покупок. Там упоминался и «муж» — папа. Обо мне ни слова.
Конечно, судя по дате, мне всего пять лет. Неужели я была маминой тайной?
Я так крепко зажмурилась, что перед глазами засверкали желтые искры. Это было самое страшное воспоминание. Страшнее даже, чем папины глаза с гниющими белками и замутненной радужкой. Страшнее, чем его мертвое тело, которое, шаркая и раскачиваясь, шло прямо на меня.
Воспоминание о маме лежало на самом дне глубокого колодца моей души. Я содрогнулась, когда оно всплыло на поверхность.