Читаем Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью полностью

— Я очень на это надеюсь, потому что рискую жизнью. Все очень сильно отличается от того, что вы себе представляете. Для нас, равно как для всех остальных, попасть к нему в немилость означает стать его врагом. А вы знаете, что случается с его врагами. Вим не сделает исключения для членов семьи. Напротив, он ждет от нас безусловной преданности — именно как от членов семьи. Но эта лояльность строится не на любви, а на страхе смерти. Это односторонняя лояльность, не взаимная: Вим предаст нас, как только сочтет нужным.

Я объяснила, что люди всегда считали нас большой дружной семьей с Вимом во главе, думали, что мы разделяем одни принципы и ценности, однако на самом деле все совершенно иначе.

Обе женщины были удивлены. Они представляли нашу «дружную» семью не такой. Но они хотели двигаться дальше и спросили, готова ли я давать свидетельские показания о преступлениях брата. Но я прежде всего хотела понять, с кем имею дело.

Я собиралась просветить их в части наших семейных отношений, но не рассказывать ничего существенного о преступной деятельности. Если произойдет утечка информации, из нее будет следовать, что я считаю Вима психопатом, который третирует своих близких. Я всегда смогу сказать, что это вранье, что нас просто хотят стравить между собой. Но если я дам информацию о заказных убийствах, он сразу поймет, что она исходит именно от меня, поскольку помнит, что мы с ним обсуждали вещи не для посторонних ушей.

— Но может быть, тогда вы хотя бы намекнете на темы, которые собираетесь затронуть?

— Могу сказать только, что речь пойдет об очень серьезных вещах.

— Может быть, на следующей встрече?

— Может быть. Сначала мне нужно поговорить с сестрой. Если она откажется давать показания, то и я тоже не буду.

Мы разошлись. Они обещали поговорить со своим руководством и сказали, что будут рады встретиться снова.

После встречи я почувствовала облегчение. Наконец-то я смогла озвучить вслух, что мы — не приложения к Виму и способны мыслить и поступать самостоятельно. Но это чувство исчезло практически сразу же после того, как я вышла из гостиничного номера. Я вновь оказалась в реальном мире — в своей реальности, которой правил Вим. Меня накрыл страх только что сделанного. Ведь я нарушила железный порядок. Мне стало дурно. Я побежала вниз по лестнице в туалет, где меня стошнило. Мимолетное чувство облегчения продержалось какую-то секунду.

Больше я никогда этого не сделаю.

Больше никогда не настучу.

* * *

Я села в машину и направилась к Соне, чтобы рассказать ей о разговоре. Сестра ждала меня у дверей.

— Боже, ты только взгляни на себя! Ты бледная как полотно! Что случилось? Все прошло настолько плохо? Там были «крысы»?

— Нет, ничего ужасного, все в порядке. Меня просто тошнит. Чувствую себя неважно. Пройдет.

— Это потому что ты заговорила.

— Да. Это оказалось очень трудно.

— Думаешь, это были «крысы»?

— Вряд ли. Хотя, конечно, кто их знает. Но я не сказала им ничего важного, ничего из того, что позволило бы Виму сделать вывод, что сдаю его я.

— Это хорошо. А что же ты им рассказала? — спросила Соня.

— Что мы не желаем больше страдать из-за него. О том, каков он сам. И что мы не одна большая дружная семья.

— Как они отреагировали?

— Такое впечатление, что очень удивились.

— И теперь?

— Теперь я до смерти боюсь, что он прознает, — вздохнула я.

— Я не в этом смысле. Что дальше?

— Они хотят встретиться еще раз. Понятно, что они надеются узнать от меня что-то, что смогут использовать. Но я в этом деле, только если и ты тоже. Если нет, то нет смысла.

— Я понимаю. Я очень хочу, Ас. Но дети…

— Они же и так в опасности. Ладно, я сейчас ничего не соображаю, мне нужно немного прийти в себя.

— Заходи, приляжешь у меня.

— Нет, поеду домой, вдруг он объявится. Если меня не окажется дома, начнет меня разыскивать. Лучше уж я буду на месте.

— Ладно. Люблю тебя.

— И я тебя, сестренка.

Я села в машину, доехала до дома и легла в постель.

* * *

Ночью в дверь позвонили. Это был Вим. Значит, мне нужно было спускаться вниз, к нему, потому что дома мы не разговаривали. О нет, только не это, подумала я. Он здесь, потому что уже знает? Ну конечно! Я была в полной уверенности, что ему все известно.

— Поторапливайся! — рыкнул он.

Опять ему не терпится. Всю жизнь так.

— Я мигом, — крикнула я.

Я чувствовала себя застигнутой врасплох, неуверенной, боялась, что он узнал. А если пока не узнал, то я боялась, что выдам себя своим поведением. Но знала, что обязана вести себя как ни в чем не бывало, чтобы не возбудить его подозрений. Не время для слабости.

Перед выходом я взглянула на себя в зеркало, проверяя, можно ли определить по выражению лица, что я наделала. Нужно контролировать себя, иначе Вим точно поймет, что что-то происходит, и станет доискиваться причин моего странного поведения. Он знал меня наизусть. Ладно, последний штрих, морда кирпичом и вперед!

— Привет, братишка! — сказала я самым естественным тоном.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книги, о которых говорят

С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить
С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить

На дворе 1970-е годы, Южная Америка, сменяющие друг друга режимы, революционный дух и яркие краски горячего континента. Молодой англичанин Том оставляет родной дом и на последние деньги покупает билет в один конец до Буэнос-Айреса.Он молод, свободен от предрассудков и готов колесить по Южной Америке на своем мотоцикле, похожий одновременно на Че Гевару и восторженного ученика английской частной школы.Он ищет себя и смысл жизни. Но находит пингвина в нефтяной ловушке, оставить которого на верную смерть просто невозможно.Пингвин? Не лучший второй пилот для молодого искателя приключений, скажете вы.Но не тут-то было – он навсегда изменит жизнь Тома и многих вокруг…Итак, знакомьтесь, Хуан Сальватор – пингвин и лучший друг человека.

Том Митчелл

Публицистика

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии