Какой мерою мерите вы, той же мерою отмерится вам. Дамочка с польским акцентом поступила со мной так же, как я со своей предшественницей, а ее поступок по отношению ко мне вернула нам обеим внезапно возникшая на горизонте беременная женщина.
Беременная.
Это значит, что у Мильюшки появится сводный брат или сестра. Я подумала, что должна рассматривать эту беременность не с точки зрения своего горя, а с точки зрения дочери. Я хотела, чтобы Мильюшка продолжала поддерживать нормальные отношения со своим отцом, а следовательно, и с его беременной подружкой, с которой наверняка придется рано или поздно познакомиться. Я решила проявить инициативу и мило попить кофейку с будущей семьей Яапа.
Мы вчетвером довольно чопорно посидели в кафе на улице Мидденвег. Толку ни для кого в этом не было, а Мильюшка никак не могла сообразить, как ей относиться к этой странной даме, радостно рассказывающей, что скоро у нее появится «братик или сестренка».
— Мамуль, кто эта женщина? — прошептала она мне на ухо.
— Это папина новая подружка, у которой скоро будет ребенок, понимаешь? — сказала я, чувствуя неловкость оттого, что со мной шепчутся.
— А, ну да, — ответила дочь, и было видно, что она вряд ли что-то поняла.
Через полчаса мы с облегчением распрощались. Мы с Мильюшкой пошли к моей машине, и я попыталась изящно подытожить встречу.
— Как чудесно иметь маленького братика или сестренку. Ты будешь так рада!
— Наверно, — безразлично ответила дочка.
Порадоваться Мильюшке не пришлось: и эту женщину очень скоро сменила следующая. Яап бросил ее так быстро, что она никогда не сообщала ребенку, кто его биологический отец.
Тем временем я переехала в дом в приятном районе Ривиеренбурт, населенном в основном представителями среднего класса. Нам с Мильюшкой очень там понравилось. У нее сложились ровные отношения с отцом, и меня это радовало.
Каждую среду он забирал ее из школы, и они проводили время вместе, а к ужину он завозил ее домой.
Однажды вечером, когда Яап зашел к нам, я сказала:
— У нас на ужин салат из цикория. Будешь?
— Нет, спасибо, но нам нужно поговорить, — мрачно заявил он.
— Давай, а что случилось?
— Ты ведь знаешь, что моя работа в клубе близится к концу, верно?
Да, я знала, потому что Вим заезжал сообщить мне об этом. Он был в бешенстве: Яап устроил форменный финансовый бардак.
— Он воровал, урод, поэтому на выход. Он полностью угробил бизнес, все, что его волновало, — это кому бы еще присунуть. Козлина гребаный!
Из-за яаповских дел я получила взбучку. Я постоянно просила его вести себя разумно, но ему было плевать, и он продолжал в своем духе. Поэтому мне было понятно, что конец не за горами.
— Да, я в курсе, — сказала я Яапу.
— А это значит, что я больше не смогу давать тебе деньги, — заявил он сухо.
— То есть?
— То есть ровно то, что я только что сказал. Я больше не смогу давать тебе деньги, потому что скоро лишусь источника дохода.
— И на что же мы с Мильюшкой должны будем жить? Ты же знаешь, что я не зарабатываю достаточно, чтобы сводить концы с концами. Я даже не могу оплачивать аренду здесь.
Я запаниковала.
— Это твои проблемы. И, кстати, мне пора, — сказал Яап, стоя в коридоре. Он явно торопился уйти от своих обязательств. Уже в дверях он неожиданно спохватился: — А, тут тебе еще почта пришла. — Он вынул из куртки какой-то конверт и кинул его на половичок.
— Какая еще почта? — удивилась я, но он уже спускался по лестнице.
Я подняла конверт и вскрыла его. Это было напоминание о платеже по кредиту на сумму семнадцать тысяч евро. Мы прожили эти деньги как семья, а теперь это внезапно стало «почтой для меня», поскольку кредит брался на мое имя.
Я была не только без гроша, но еще и по уши в долгах. Я побежала за Яапом.
— Погоди-ка, — крикнула я. — Яап, ты что, серьезно собираешься бросить нас без копейки денег?
— Да, именно, — сказал он без тени смущения. — И не вздумай подать на алименты — я скажу в суде, что ты кокаином приторговываешь. Ты можешь попробовать отрицать это, но мы-то с тобой прекрасно знаем, что дело не в правде, а в том, что люди думают. Ты что, действительно считаешь, что они поверят одному из Холледеров? У тебя еще и ребенка отнимут. — Он торжествующе посмотрел мне в глаза.
Он загнал меня в угол, воспользовавшись моими материнскими чувствами и общественным мнением о моей семье. Я точно знала, что никто мне не поверит. Нас списали в утиль уже много лет назад.
Я не стала подавать на алименты. Я не могла так рисковать.
Часть II. Удар исподтишка. 2012–2013
На свободе (2012)
В пятницу 27 января 2012 года я подобрала Вима на перехватывающей парковке у съезда на Арнем. Это место мы согласовали еще до его освобождения из тюрьмы. Кроме привезшего Вима адвоката Стина Франкена, никто об этом не знал. Стин убедил районную прокуратуру, что Виму не стоит проводить последнюю ночь в заключении в тюрьме Де Схие во избежание наскоков толпы репортеров или чего-то похуже. Он сумел быстро обо всем договориться, подчеркивая, что Вим — медийный персонаж, и нужно обеспечить его безопасность.