Читаем Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью полностью

Отец записал Вима на собеседование. Накануне вечером он решил проинструктировать сына насчет вежливых манер и достойного поведения. Отец делал это в своей специфической форме, несколько переборщил, и в результате Вим оказался с фингалом под глазом и разбитой губой. Идти в таком виде на собеседование он отказался.

Возможно, жизнь Вима сложилась бы совершенно иначе, оставь его отец в покое в тот вечер. Но чем занимается Вим и как это связано с криминалом, было мне совершенно непонятно. Я видела лишь отдельные фрагменты его жизни.

Вот они с Кором заходят к нам по пути из спортзала и весело усаживаются за обеденный стол, на котором хлеб, закуски и специально купленные для них мамой стейки.

Вот к нам зашла его суринамская подружка-стриптизерша, которая показывает мне свою косметику и нижнее белье в блестках. Вот он захватил меня с собой в квартал красных фонарей, где в итальянском кафе-мороженом мне покупается молочный коктейль со взбитыми сливками, чтобы было не так скучно его дожидаться.

Коричневый брусок, который он показывал мне в детстве, — позже я поняла, что это была анаша, которую курили многие ребята из школы.

В этих эпизодах я не замечала за Вимом ничего плохого. А вот отец, оравший, что от Вима никакого толку, творил мерзости ежевечерне.

* * *

— Какой ужас. Что же теперь будет? И как ты к этому относишься? — спросила Неттеке.

Слово «смерть» не прозвучало, но о чем она, было понятно и так. Ну да, разумеется, как ты относишься к своей вот-вот грядущей смерти? Я делала вид, что все нормально, а сама постоянно озиралась — нет ли вокруг потенциальных киллеров. Вот так к этому и относятся.

— Стараюсь прожить как можно дольше, вот и все.

Этот разговор донельзя очевидно показывал, насколько по-разному мы с ней жили. Она действительно жила, а я не более чем выживала. Но я не считала себя менее счастливой. Просто меня радовали другие, менее значительные вещи.

— Так ты нормально живешь? И как у тебя получается? — спросила Неттеке.

— Я очень люблю по утрам попить кофейку где-нибудь здесь.

Она участливо смотрела на меня. «Неужели это ее представление о хорошей жизни?» — явно думала она.

— А потом я иду куда-нибудь еще по соседству и ем йогурт. А вечером — в японский ресторан, чем чаще, тем лучше. Обожаю японскую еду.

— А кроме еды, ты чем-нибудь еще занимаешься? — Ее голос был исполнен сострадания.

— Да нет, на самом деле только еда делает меня счастливой. Такие маленькие радости жизни, понимаешь.

— А может, тебе просто уехать?

— Да не люблю я заграницу. Мне там даже в отпуске не нравится. Что мне там делать?

Она явно не понимала.

— Тебе ведь и полтинника нет, и тебе уже жить неинтересно?

— На самом деле я очень от всего устала. Я не хочу больше скрываться.

А еще я не хотела продолжать этот разговор. Он меня не радовал. Все равно я толком не могла объяснить, почему мне пришлось примириться с мыслью о гибели. Мне и самой это не до конца понятно. Не знаю, почему так, знаю лишь, что так надо.

— Как твоя мама? — Я перевела разговор на другое.

— Хорошо.

— Прекрасно.

— Ну мне пора. Скоро увидимся, — соврала я.

<p>Прощай, работа (2015)</p>

Я спешила на работу. Мне нужно было успеть в суд к началу допроса свидетеля, назначенному на девять утра. Идя вниз по лестнице, я, как всегда, помнила, что дойти до машины — дело, сопряженное с риском для жизни. Никогда не знаешь, что ожидает тебя в конце этих ступенек. Не удивлюсь, если там меня поджидает киллер. Это от меня никак зависело, так что, невзирая ни на что, я продолжала путь вниз.

Если там киллер, то все, уже ничего не сделаешь. Это уязвимое место, которого трудно избежать. Оказавшись в машине, ты получаешь шанс, хотя и это зависит от того, на какой машине ездить.

Я спешила к машине, которая довольно далеко. Припарковать ее у дверей я не смогла — все было забито. Пришлось оставить ее за углом.

Чем больше расстояние, которое требуется пройти до машины, тем уязвимее я становилась. Особенно сейчас, когда машина вне моей видимости. Если машина перед домом или прямо у дверей, засаду можно заметить. Намного сложнее сделать это, когда она за углом. Я понимала, что киллер может точно определить дорогу, которой я пойду к машине. Его внимание сосредоточено на твоей машине и на твоем доме. Прямая между этими двумя точками — путь, которым ты пойдешь. Необходимость свернуть за угол делает тебя уязвимее — ты не знаешь, что тебя там ждет.

Я торопилась, чего нельзя делать, когда требуется оценить обстановку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книги, о которых говорят

С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить
С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить

На дворе 1970-е годы, Южная Америка, сменяющие друг друга режимы, революционный дух и яркие краски горячего континента. Молодой англичанин Том оставляет родной дом и на последние деньги покупает билет в один конец до Буэнос-Айреса.Он молод, свободен от предрассудков и готов колесить по Южной Америке на своем мотоцикле, похожий одновременно на Че Гевару и восторженного ученика английской частной школы.Он ищет себя и смысл жизни. Но находит пингвина в нефтяной ловушке, оставить которого на верную смерть просто невозможно.Пингвин? Не лучший второй пилот для молодого искателя приключений, скажете вы.Но не тут-то было – он навсегда изменит жизнь Тома и многих вокруг…Итак, знакомьтесь, Хуан Сальватор – пингвин и лучший друг человека.

Том Митчелл

Публицистика

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии