Читаем Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью полностью

Но я не стану думать, что сделала это напрасно. Потому как я знаю, братец, что, когда мой гроб отправится в печь крематория, ты будешь медленно гнить в своей камере, лишившись по моей воле некогда снисканной тобой славы. И без привычных привилегий, поскольку и их я тебя тоже лишила.

Может быть, ты задумаешься — а что хуже? Умереть самому или отправить меня в печь и ждать, когда я вернусь к тебе привидением? А когда мы вместе со всеми другими твоими жертвами наведаемся в твою камеру, невидимые надзирателям, для тебя в ней воздуха не хватит.

Это происшествие стало одним из поводов для разговора с дочерью. Я решила встретиться с ней тем же вечером.

— Дорогая моя, сегодня днем было мгновение, когда я решила, что мой час пробил. Ты же понимаешь, что это может случиться в любой момент, правда?

— Да, знаю, мамочка, — сказала она, закусив губу. Но слезы все равно брызнули из ее глаз.

— Поэтому мы должны поговорить о моих похоронах и о том, как ты будешь без меня.

Я тоже не могла удержаться от слез. Но взяла себя в руки: сегодняшний эпизод лишний раз подтвердил необходимость как можно быстрее поговорить об этом.

— Я не хочу открытый гроб, не надо, чтобы люди видели мое безжизненное лицо. Я хочу закрытый гроб. И я хочу, чтобы меня кремировали. Тепло и уютно. Противно думать, что ляжешь в холодную землю. Поэтому — в печь, а потом урна в уютной комнатке. Цветы, пара фото в рамочках, тепло и хорошо. И нет необходимости на могилку приходить, ты же все равно не соберешься. Нет, лучше уж я дома, с тобой и твоими детишками. Вот чего я хочу.

— И я, мамочка, — плакала она.

— Вот и хорошо, радость моя. И тебе придется жить дальше. Надо оставаться такой, какая ты есть. Ты справишься, так что на этот счет я не беспокоюсь. А малыши скоро привыкнут. Покажешь им звездочку на небе и скажешь, что я там и мысленно всегда с ними.

Теперь плакали мы обе.

— Но мне будет так тебя не хватать, мамочка, — прошептала Мил сквозь слезы. — Твоего голоса, твоего запаха. — Убитая горем, она встала и начала собирать одежду. — Мне надо сохранить твой запах. Мне нужно как можно больше вещей, хранящих твой запах. Я хоть их нюхать смогу, когда тебя не станет.

Мое сердце надрывалось. Что за жизнь. Смерть кажется мне чуть ли не наградой, но ведь придется оставить после себя столько печали!

Тем не менее я обязана обсудить с Мильюшкой все это, поскольку не знаю, сколько мне осталось. Естественно, мы говорили об этом не впервые: прежде чем решиться окончательно, мы обсудили возможные последствия со всеми детьми. При этом мы объяснили, что и не согласившись дать показания, будем рисковать точно так же. Они понимали, что это за риск.

Я объяснила детям, что скорее приму смерть от его руки, чем из-за него. Если я погибну из-за него, он останется развлекаться на свободе, невзирая на страдания своих многочисленных жертв, и моя смерть окажется напрасной. Если же погубит меня он сам, то я как минимум буду горда, что смогла открыть правду о нем и что он поплатится за свои преступления.

— Иди-ка ты спать, утро вечера мудренее, — сказала я Мильюшке. — Я пока жива и вовсе не собираюсь подставляться под пули.

<p>Самоубийство (2015)</p>

Мы вчетвером — мама, Соня, Мильюшка и я — едем на моей машине. Звонит Джон ван Хюйвел с вопросом, не слыхала ли я, что Вим совершил самоубийство в тюрьме строгого режима.

Что? Самоубийство? На глаза моментально наворачиваются слезы. Моя первая мысль — мы убили его.

Он всегда думал, что за убийства ему дадут пожизненное, и каждый раз говорил, что в этом случае покончит жизнь самоубийством. Он даже показывал маме, как сделает это: «Гляди, стоит только сжать вот эту артерию, и все, мне кранты».

Поэтому мы думали, что такой его шаг выглядел бы вполне логично.

— Что такое? — спросила мама.

Плача, я сказала ей, что Вим совершил самоубийство. И вдруг почувствовала невероятное облегчение: за какие-то пять секунд впервые за многие годы я смогла ощутить, что я свободна и — главное — нахожусь в безопасности. Прочувствовать это в полной мере мешает Джон, говоря, что Департамент юстиции пока не дал подтверждения. Он спросил, могу ли я проверить информацию.

— Да, давай-ка проверь, а то вдруг ты нас напрасно разбередила, — попросила мама.

Я позвонила Бетти. Через пятнадцать минут она перезвонила и сказала, что слухи не подтверждаются.

Когда она позвонила в тюрьму строгого режима, ей сказали, что в данный момент Вим дежурит на пищеблоке.

<p>Виму предъявлено обвинение в убийстве Кора (2015)</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Книги, о которых говорят

С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить
С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить

На дворе 1970-е годы, Южная Америка, сменяющие друг друга режимы, революционный дух и яркие краски горячего континента. Молодой англичанин Том оставляет родной дом и на последние деньги покупает билет в один конец до Буэнос-Айреса.Он молод, свободен от предрассудков и готов колесить по Южной Америке на своем мотоцикле, похожий одновременно на Че Гевару и восторженного ученика английской частной школы.Он ищет себя и смысл жизни. Но находит пингвина в нефтяной ловушке, оставить которого на верную смерть просто невозможно.Пингвин? Не лучший второй пилот для молодого искателя приключений, скажете вы.Но не тут-то было – он навсегда изменит жизнь Тома и многих вокруг…Итак, знакомьтесь, Хуан Сальватор – пингвин и лучший друг человека.

Том Митчелл

Публицистика

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии