Диана садится на скамью рядом с Афинкой, кладет на колени сумку и медленно расстегивает ее.
Специально медлит, чтобы заинтересовать свою маленькую жертву, которая даже маминым хитростям не всегда верила.
— Может, угадаешь, что я тебе принесла?
Диана расстегивает сумку до половины и останавливается, а мне остается только лишь закатить глаза.
— Нет, — твердо и упрямо отвечает Афинка.
— Я тебя поняла, — Диана смеется, — какая же ты милая.
— Нет! Не милая!
— Хорошо! — с ласковым смехом соглашается. — Как скажешь. Значит, ты у нас маленькая и жуткая? Да?
— У нас? — я в негодовании приподнимаю бровь и кошусь на Диану. — Какие еще нас?
— Да не бурчи ты, — Диана лезет в сумку. — Так-так-так… Неужели я забыла? — в лживом испуге охает она и делает вид, что обеспокоенно шарится в сумке.
Афинку и таким не проймешь.
Она молча смотрит на Диану исподлобья.
Новая тетя папы ей, вероятно, не очень понравилась, но есть риск, что Диана сможет переломить ситуацию в своих интересах.
Афинке всего лишь три года. Да, она настороженная, однако дети редко держат перед взрослыми оборону.
— А нет, взяла, — Диана облегченно выдыхает и достает из сумки небольшого игрушечного мишку.
Симпатичный, надо признать. Чуть больше ладони и с красивым бантиком на шее.
— Привет, Афиночка, — Диана двигает лапкой. — Меня зовут Мишутка.
Афинка фыркает, как обиженный жеребенок, отворачивается от Дианы и утыкается мне в грудь:
— Фу.
Я приобнимаю ее и с вызовом смотрю на Диану, которая растерянно закусывает губы.
— Мишутке было обидно за твое “фу”, — немного хмурит брови.
— Мишутке пофиг, — отвечаю я, — потому что это всего лишь игрушка.
— И у меня много игрушек, — бубнит в мою куртку Афинка.
— Значит, с игрушкой не угадала, — Диана прячет мишку в сумку.
Интересно, поплачется ли она папе, что Афинка не оценила ее подарочек по достоинству? Будет ли она капать ему на мозги, медленно, но верно вызывая в нем в нашу сторону раздражение.
— Уходи, — шипит Афинка, пауза и зло рычит, — дура.
На крыльцо подъезда выбегает мама. Поправляет шарф на голове, запахивает пальто и застывает, заметив Диану, которая поднимает руку в приветствии:
— А вот и ваша мама…
— Мама? — Афинка отшатывается от меня, спрыгивает со скамьи и неуклюже бежит через детскую площадку. — Мама!
— Присоединяюсь к словам младшей сестры, — перевожу злой и ревнивый взгляд на Диану, — тебе стоит уйти. Ты тут лишняя.
— Я понимаю, вам сложно…
— Нихрена ты не понимаешь, — щурюсь. — Ты не станешь нам второй мамочкой.
— У меня нет такой цели, Борис, — Диана застегивает сумку и неловко улыбается. — Я просто хочу с вами подружиться, — поднимает взгляд. — С тобой мы бы могли мирно сосуществовать, и в каких-то вопросах даже выгодно.
— Мама, мне эта тетя не нравится! — голос у Афинки срывается во всхлипы. — Мама!
— Выгодно? — уточняю я. — Вот что ты нашла в папе. Выгоду?
Встаю и шагаю прочь, спрятав руки в карманы:
— Стерва.
Глава 45. Так нельзя
Пролетаю мимо Германа в его спальню, хватаю с кровати телефон и бросаюсь прочь.
— Что же ты так нервничаешь?
Хватает за запястье и в следующую секунду Герман впечатывает меня в стену. И выходит это у него довольно резко и грубо. Я даже пугаюсь.
В глазах его я вижу и злость, и возбуждение.
— Гера… Герман, не дури, — шепчу я, и мой голос дрожит.
Нависает надо мной, упершись ладонью о стену у моего бледного лица, и шумно выдыхает, обжигая кожу.
— У меня вопрос.
— Слушай, мне пора, — загнанно смотрю в его черные-черные глаза. — Гер, мы все выяснили.
— Кроме одного, — голос у него тихий и хриплый, и у меня от него бегут предательские мурашки по плечам.
Господи, он так близко, что я чувствую жар его тела через тонкую мятую рубашку.
Я хочу коснуться его.
Приложить руку к его груди и услышать стук сердца.
— У тебя были мужчины в эти два года?
Я сглатываю, и Герман недобро прищуривается.
— Нет, не было, — честно и тихо отвечаю я.
Можно было, конечно, солгать в попытке подразнить Германа, но я же уже не девочка-подросток, которая царапает мальчиков такими глупыми провокациями.
— Почему?
— Это уже второй вопрос, Гера, — сдавленно отвечаю я.
Продолжаем всматриваться друг другу в глаза. Вздрагиваю, как от ожога, когда он касается костяшками пальцев моей щеки.
Ласка на грани боли.
Пытка.
— Почему, Фиса? — Герман вопросительно изгибает бровь, и его пальцы проходят по линии моей челюсти. — Ночами страдала по бывшему мужу? Тосковала по его поцелуям? М?
— Нет, не поэтому, — поднимаю взгляд. — Не было интереса. Ни к кому. Да, сравнивала с тобой, и они все проигрывали.
Хмыкает, но без самодовольства. А с толикой грусти. Его пальцы уже бегут по моей шее к ключице.
— Коленки не тряслись, — криво улыбаюсь я. — Вот и все.
— А много мужчин вокруг тебя было?
— К чему эти вопросы?
— Не знаю, — касается ключицы сквозь ткань блузки, опускает взгляд на несколько секунд, и вновь смотрит на меня. — Я ведь хотел в какой-то момент слежку за тобой устроить.
Низ живота наливается расплавленным свинцом, и между ног тянет. Тянет до ноющей боли.